Солнечное перо

Антия машинально потерла кончик носа, послушно взглянула владыке в глаза и на какое-то мгновение утратила опору – сорвалась, полетела вниз, неловко размахивая руками и зная, что удержаться не получится. Ардион смотрел – а она тонула, она была маленькой и слабой, она ничего не знала… Ей вдруг сделалось тепло; от пальцев владыки тянулись сверкающие нити, окутывая Антию, словно паутина. Крючок в груди задергался, поднялся звон, залепляя уши и сбивая дыхание.

– Что ты делаешь? – только и смогла спросить Антия. Тело сделалось неповоротливым, тяжелым – чурбаком, из которого мастер вырежет то, что захочет. Статуэтку, игрушку, деревянную птичку-свистульку. Мастер смотрел на нее, и паутина становилась все гуще. Антия падала в пропасть, и дна у нее не было, и тьма, которая давила снаружи, готовилась ворваться и окончательно растворить ее.

Когда Антия почти перестала дышать, все вдруг прекратилось. Она снова стала собой, она по-прежнему сидела на диване, растерянно глядя по сторонам, и безволие ушло, лишь золотые пылинки рассыпались в воздухе и растаяли. Зендивен, который забыл о своем недоеденном печенье, сейчас кружился под потолком, изумленно вытаращив глаза.

– Невероятно! – восторженно выдохнул он. – Древняя защитная магия! Я никогда такой не видел, только читал! Невероятно!

Ардион снисходительно посмотрел на принца альвини и ответил:

– Да, защитная магия. Если начнется землетрясение, то с тобой ничего не случится – тебя просто выдернет в небо через все эти камни.

Антия представила, как невидимая пушка выстреливает ею в небеса, и рассмеялась. Вот бы такое заклинание для всех жителей ее мира: взлетел под облака, и пусть Кит дрожит и плывет. Ардион вздохнул, словно хотел сказать, что не ожидал ничего другого от этой невыносимой девчонки. Она улыбнулась и благодарно погладила его по руке.

– Спасибо, – с искренним теплом ответила Антия и спросила: – Что я могу для тебя сделать?

– А птичка ему и говорит: я тут сидела, песенку пела, дров не рубила, воды не носила. А ты песенку слушал? Слушал. Кашу под мою песенку кушал? Кушал. Пускай теперь меня в дом, буду у тебя жить, а как детки малые пойдут, я на люльку сяду и новую песенку заведу.

Эту старую-старую сказку когда-то рассказывала нянюшка – Антия сидела на кровати, хохотала и не понимала, почему такие забавные, такие славные сказки называются докучными. Когда Ардион с улыбкой потребовал рассказать ему сказку ее родной Таллерии и добавил, что больше с Антии нечего взять, она сразу же вспомнила тихий вечер, свою детскую, озаренную ночником, кукол в кружевах и плюшевых медведей в мундирах, уложенных спать под одеяло, и нянюшку: в ее руках негромко постукивали спицы, вязание казалось бесконечным, а сказка – смешной и доброй.

– Впустил охотник птичку в дом, а тут и лисичка пожаловала, – продолжала Антия. – Он спрашивает: ты почто, рыжая-бесстыжая, притащилась сюда? Кто тебя звал? А лисичка ему и говорит: я тут бежала, мышковала, мышей наловила, в дом не впустила. А ты песенку птичкину слушал? Слушал. Кашу свою кушал? Кушал. Пускай теперь меня в дом, буду у тебя жить, а как детки малые пойдут, дам им свой хвост поиграть.

Ардион рассмеялся:

– И что, он так всех лесных зверей к себе соберет?

– Всех, – ответила Антия. – Я обычно засыпала, когда приходил зайка-побегайка. А был еще крот-обормот, кабан-ободран, волк – зубами щелк, медведь – готов реветь, щука… уже не помню, кто. Мне так нравились нянюшкины сказки. В них всегда было что-то очень чистое. Настоящее.

Она неожиданно обнаружила, что улыбается – светло и искренне, как в детстве. Ардион смотрел мягко и немного грустно. Интересно, был ли у него кто-то, кто рассказывал сказки маленькому осколку света Солнечного кормчего? Или он рос, словно взрослый, невозмутимый и сдержанный, преисполненный чувства собственного достоинства и важности, осознающий всю тяжесть своей миссии? А сказки, игры и игрушки могли только помешать этому?

– Почему ты попросил именно сказку? – спросила Антия. Ардион пожал плечами и ответил вопросом на вопрос:

– А почему бы и нет? Надо же нам как-то коротать время, пока Велли с товарищами собирает свои машинки.

– А что за груз будет в порту?

– Тайти сказала, что гривлы – большие охотники до чандарунского чая. А в Нанхашене огромные плантации. Часть городских гривлов соберется в порту, заберут чай прямо с корабля. Там их всех и накроет. Остальные примчатся, будут рыть землю в поисках тех, кто устроил взрыв, а значит, храм будет свободен.

– Тайти – это та седая девушка? – уточнила Антия и вдруг осеклась. В порту будет взрыв – и он разнесет корабли и склады, сметет причал, превратит в кровавую кашу всех людей, которые будут там в это время.

Ей сделалось холодно. Очень холодно.

Люди погибнут. Как она раньше не подумала об этом? Почему она поняла все это только теперь?

– Сколько людей там умрет? – глухо спросила Антия. Ардион равнодушно пожал плечами. Ему было абсолютно все равно. Ну умрут – и умрут. Бабы новых нарожают. Наверное, это и было единственно верное государственное мышление.