Солнечное сплетение

Топилин пролистнул избранные перлы средств массовой информации, описывающие невероятные страдания мирного населения, бегущего от мести правительства Сирии. Рвущие на себе паранджи женщины, причитания, разбомбленный автобус. Глаза, глаза, глаза – обязательно детские, беспомощные. Как мантра повторяется везде и всюду – «мирное население», «мирное население». Страдания мирного населения. Военные преступления против мирного населения. Геноцид мирного населения. Гуманитарная катастрофа среди мирного населения.

– Очень трогательно, – кивнул Топилин. – Мирное население – эти слова уже сами по себе выдавливают слезу.

– Самое интересное, что для Халифата вообще нет такого понятия, как мирное население, – отметил Шабанов. – Что солдаты врага, что их жены и дети, все одно – неверные, которых надлежит покорить или уничтожить. Пускай Аллах на небесах разбирается, кто там был мирный или немирный.

– Но картинка эта для своего зрителя. Западный обыватель очень трепетно относится к мирному населению.

– Это да, – кивнул Шабанов. – Обыватель сам себя считает мирным населением. И очень хочет, чтобы к нему относились с пиететом, чтобы он мог ощущать себя в безопасности. Пусть мрут грубые военные. Пусть тонут военные корабли и бьются военные самолеты. Но только чтобы не трогали его, обывателя. Он же мирный…

– И считает, что лужайка перед его домом будет зеленеть вечно.

– Степан Климентьевич, смешнее всего, что Халифат с его наплевательским отношением к базовым принципам войны, к делению на мирных и не мирных, на комбатантов и некомбатантов, идет ровно в русле европейской традиции. Европейцам всегда было искренне плевать на это самое мирное население. Потому что они по сути своей нацисты. Гитлер просто вслух выразил то, что живет в душе большинства колбасников, лягушатников, викингов. Чужие для них никогда не были людьми. Именно просвещенная Европа прославилась самыми изощренными видами геноцида.

– Души десятков миллионов индейцев вопиют об этом, – хмыкнул Топилин.

– А чем хуже Индия с миллионами расстрелянных, скончавшихся под пытками от рук белых сахибов? Что творилось в Африке – это вообще неописуемо. Взять «каучуковый геноцид». В просвещенном девятнадцатом веке король Бельгии наложил лапу на Конго, чтобы, как говорилось в решении Берлинской конференции по Африке, «обеспечить развитие континента, материальной и моральной жизни туземцев и борьбу с рабовладением». Он и обеспечил всеобщую занятость населения – на каучуковых плантациях. Изобрел эффективные меры стимулирования производительности труда – жен и детей работников брали в заложники, при невыполнении отцом семейства неподъемных норм выработки его родным отрубали руки или убивали. Деревнями вырезали. От надсмотрщиков и их боевиков для списания патронов требовали предъявлять лишь отрезанные руки. Результат – десять миллионов убитых и замученных – то самое пресловутое мирное население. Выдранные с кровью деньги шли на развитие Бельгии – эта грязная паразитка невиданно расцвела, и теперь Брюссель является столицей Евросоюза и НАТО. Все это ничего не напоминает?

– Ничего не меняется, – кивнул Топилин. – Так же оцивилизовывают и Ближний Восток.

– Потому что «каучуковый геноцид» – это правило, а не исключение для Запада. Их так и тянет подсократить мирное население. Особенно если оно другой расы, вероисповедания или просто места жительства. То есть всех тех, кто не участвует в выборах. Хиросима – массовое убийство мирного населения. Дрезден – американцы бомбили целенаправленно жилые районы, не затрагивая заводы, которые планировалось забрать в качестве трофеев. Нюрнберг – англосаксы откровенно заявляли, что снесут этот город до основания, потому что именно там исторически находится сердце Священной Римской империи германской нации. Запад умеет вырывать сердца у народов. Кстати, Россия не уничтожила ни одного народа, как и положено настоящей империи. За это нас так ласково и ненавидят на Западе.

– Европейские ценности, – хмыкнул Топилин.

– Истинные европейские ценности – это те золотые сережки, которые они всегда выдирали из ушей убитых ими детей. И эти твари нас еще поучают чему-то. Вот не терплю я их, паскудников. И не уважаю…

– А за что я тебя люблю, Родион Матвеевич – с тобой так и тянет согласиться, – хмыкнул Топилин. Своими философскими рассуждениями его заместитель всегда умел сбить градус нервного напряжения конкретного момента и намекнуть, что впереди вечность и нечего унывать, когда на этой бесконечной дороге попадаются ухабы.

– А еще есть такая примета – когда цивилизованный мир начинает визжать о защите мирного населения, значит, хотят его подсократить, притом существенно, – сказал Шабанов. – Так что, думаю, в ближайшее время в Аль-Махрабе будет чудовищная бойня.

– На тысячи человек.

– На меньшее и размениваться не станут. Используют оружие массового поражения, чтобы бить наверняка. И полностью развязать себе руки для дальнейшей агрессии.

Зазвонил телефон внутренней связи. Топилин взял трубку. Выслушал собеседника. Произнес отрывисто:

– Понял.

С треском положил трубку на место.