Солнечное вещество и другие повести, а также Жизнь и судьба Матвея Бронштейна и Лидии Чуковской (сборник)

А Исидор, стремясь побыстрее встать на ноги, поступил на курсы стенографии, вскоре придумал некоторые усовершенствования этого ремесла и уже в 1925 году совместно с несколькими преподавателями стал автором литографированного “Практического курса стенографии”. В 1926 году поступил в Киевский институт народного хозяйства, желая заняться математизацией экономической науки. И до пенсии работал экономистом в киевских государственных архитектурных мастерских, занимаясь планами градостроительства.

Исидор Петрович считал, что талантами брат несравненно превосходил его. Но и его собственная незаурядность была очевидна. Он читал на десяти языках. Очень любил украинский язык. В 1941 году была издана книга, переведенная им с русского на украинский. Он удивительно хорошо для неспециалиста ориентировался в физике, математике и их истории. Обширные интересы, далеко выходящие за пределы точных наук, отражала его огромная библиотека: в его небольшой комнате коммунальной квартиры насчитывалось около двадцати тысяч книг. Книги по истории, филологии, русская классика вместе с книгами по физико-математическим наукам образовывали мир, в котором он жил.

С детства он страдал тяжелой формой заикания. Оно передалось и Матвею, у которого, однако, после лечения в 1922 году почти полностью исчезло. А у Исидора Петровича это нарушение речи осталось и наложило отпечаток на всю его жизнь, препятствуя живому общению с людьми (он вынужденно предпочитал переписку), мешая ему делиться духовными богатствами с другими. Своей семьи он не завел. Общаясь с ним, нельзя было не ощутить светлую его душу, по-детски наивное и доброе отношение к людям. Он был деликатен, но не уклонялся от того, чтобы высказать свое мнение.

Незаживающую рану нанесло “исчезновение” брата у него на глазах. В августе 1937 года Матвей приехал в Киев навестить родных. Исидор Петрович, вопреки всякому здравому смыслу, не мог простить себе, что не назвался Матвеем, когда ночью 6 августа пришли арестовывать брата…

Начало пути в физику[43]

Осенью 1924 года Матвей Бронштейн начал посещать “Физическую секцию Киевского студенческого кружка исследователей природы”. Его создателем и руководителем был молодой физик Пётр Саввич Тартаковский. Кружок был близок тогдашним “семинарам повышенного типа”, на которых студентов готовили к научной работе. Матвей формально не имел даже среднего образования, но фактически уже обладал достаточными знаниями для начала научной работы.

Спустя десять лет в автобиографии он указал, что “теоретической физикой начал заниматься еще до поступления в университет, сперва в Киеве – под руководством П. С. Тартаковского”. По рекомендации Тартаковского он получил возможность заниматься в профессорском зале университетской библиотеки, где были прекрасные условия для работы: свой стол, на котором дожидались оставленные книги, и – немаловажное по тем временам обстоятельство – в зале этом всегда было тепло.

В кружке обсуждались и темы, относящиеся к классической физике (например, динамика бумеранга), и самые актуальные вопросы физики того времени. По-видимому, Тартаковский очень быстро обратил внимание на новичка: всего через несколько месяцев – в январе 1925 года – “Журнал Русского физико-химического общества” получил первую статью Бронштейна “Об одном следствии гипотезы световых квантов”. В том же году две его статьи опубликовал ведущий немецкий журнал Zeitschrift für Physik

, в 1926 году – еще три статьи.

В 1927 году автор статьи “Физика на Украине в 10-ю годовщину Советской Украины” указал: “Из теоретических исследований можно еще отметить публикации М. Бронштейна (молодого киевского физика, позже переехавшего в РСФСР). Он рассматривал вопросы о непрерывном рентгеновском спектре, о квантовой теории эффекта Лауэ и о движении электронов около неподвижного центра поля”[44].

Молодой физик переехал в РСФСР, а точнее в Ленинград, в 1926 году, видимо, по совету Тартаковского. Теоретическая физика в Киеве была все же довольно провинциальной, и Матвею Бронштейну стало в ней тесно.

Евгения Пайерлс (Каннегисер) о Матвее Бронштейне