Читаем Солнечный ход полностью

Ветер выдувает из осени чешский хрусталь.Босоногие девушки бродят по первому льду.Поздним утром с холма видно морозную дальдо солнца, продетого в золотую чертугоризонта, натянутого до блеска.Слышен смех обнаженных натурщиц,кисть хрустит по холсту, как стамескаили нож, расщепляющий устриц.Молодое вино на искрящемся кончике светапродолжает бродить и кривлятьсяв прозрачных пространствах сюжета.Отпечатками пальцевиграет янтарная линза,сизой дымкой, вуальюложится на рыжие лица,отражая в палитре окно, беспорядок постелии невнятную трель залетевшей на завтрак свирели.

Запророченное время

Столбики границы —закрытого века ресницы.Ворочаюсь с бока на бок,считаю столбы. Не спится.
В альбоме фотографическоместь светлые страницы —в окнах ночного городазнакомым моим не спится.А по кольцу Садовому,по садику вишневому,к будущему неновомукатятся машины.Нет пешеходов – поздно.А машины гудят и катятся.Во времени запророченном,как в лифте обесточенномдверь не открывается,не спится, не читается.

Бинокль

И. Шульженко

В бинокль не слышно.Какие бы линзы…Какие бы фразытам, в окнах напротив,махая руками,не произносили,какие бы вазы
ни били.А, может быть, издалиих наблюдая,как юные идолынемолодаяособапридумает быльпро себя молодуюдля толстых соседок,для лестничных клетоксырого беззвучья.Придумает правдупро то, как любилось,про сколько сервизовхрустальных побилось,и охнет толстухасоседкаподруга:«Скажите на милость!»Он был капитаномс блестящим наганом,а жил в коммуналке.
Курил папиросы,когда все соседицедили цигарки.Мы так целовались,вовсю целовались,взасос целовались.По сей день не знаю,как живы остались.– Где те офицеры? —с тоскою промолвит толстуха.– На память – бинокль.И канул. Ни слуха, ни духа.

Тем, кто пишет под

У Набокова слово похоже на серп и молот.Небо делает жест —раздвигает, как ноги, тучи.Я не видел ни разу в жизниячменный солод,но зато пил пиво. Наверное, это круче.Что базарить впустуюпро духа, отца и сына.Я не знаю их, не знакомился, не встречался,не стучу про них даже пульсом,
поскольку имяБогане подвластно сбивчивым ритмам вальса,что танцует со мной охранникв пустом продоле.Лишь немой паукда Марфинькины проказы.За рубашкой в комод полезешь,но столько моли,что не сможешь додумать деньдо последней фразы.Покажи мне фонарь с дымкоми природным газомне на дряблом снимке,а в уличном интерьере.Посмотри, как сморщился лобнад копченым глазом.Да воздастся каждому не по вере,а по глупости.То-то пизанских башен!То-то будет смешон,кто казался зловещ и страшен.

Горы

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сияние снегов
Сияние снегов

Борис Чичибабин – поэт сложной и богатой стиховой культуры, вобравшей лучшие традиции русской поэзии, в произведениях органично переплелись философская, гражданская, любовная и пейзажная лирика. Его творчество, отразившее трагический путь общества, несет отпечаток внутренней свободы и нравственного поиска. Современники называли его «поэтом оголенного нравственного чувства, неистового стихийного напора, бунтарем и печальником, правдоискателем и потрясателем основ» (М. Богославский), поэтом «оркестрового звучания» (М. Копелиович), «неистовым праведником-воином» (Евг. Евтушенко). В сборник «Сияние снегов» вошла книга «Колокол», за которую Б. Чичибабин был удостоен Государственной премии СССР (1990). Также представлены подборки стихотворений разных лет из других изданий, составленные вдовой поэта Л. С. Карась-Чичибабиной.

Борис Алексеевич Чичибабин

Поэзия