- Вроде как. Я не могу объяснить, каким образом, но я видел Брэмэра и его людей на Титане в режиме реального времени. Они тогда не знали, что купол охватывает только половину планеты, и блокировали один из спутников, отвечающих за целостность системы. Произошёл короткий сбой, и купол свернулся. Мне просто сил не хватило объяснить происходящее, не то, чтобы подать сигнал тревоги.
- Куда?! - опешил Дженсен, вспоминая, какое расстояние между Титаном и Лётной Школой Невады на Земле. Получалась большая цифра. Не докричаться.
- Это сложно объяснить... - дыхание Джареда было тяжёлым и прерывистым, и Дженсен почувствовал, как ему трудно говорить. Ладно. Он узнал главное, хотя всё равно мало что понял. А ведь там была ещё аура матрицы - явление, которое возникало при слиянии двух искусственных интеллектов, которое Дженсен видел собственными глазами в помещении, где не было ни одного прибора, мало-мальски способного на это. Ну, если не считать прибором кустарную лазерную установку, сделанную старшекурсниками к выпускному балу. Он решил дать задний ход. Не время сейчас допытываться. Когда-нибудь Джаред расскажет ему и этот секрет. Как было только что, когда Дженсен узнал, что Джаред сирота, и что он пытался подать сигнал о сбое в работе защитного купола Титана.
Они прошли ещё какое-то расстояние, когда Джаред вдруг резко оглянулся, мазнув прядью по губам Дженсена. Цветочный запах земного луга, умытого дождём, окутал его, и сердце уже привычно пропустило удар. Хотелось остановиться, развернуть Джареда к себе и, наконец, сделать хоть что-нибудь, поцеловать его, наконец, узнать, так ли его губы мягки, как кажутся. Ведь почему-то же его тянуло к «желторотику», не отпускало, и с каждой встречей спираль желания закручивалась всё сильнее и сильнее.
Дженсену стало смешно от того, как неудачно он выбирал время и место, чтобы помечтать. Только это оправдывало его в свете того, что случилось дальше, и ещё, наверное, доступное тёплое тело под боком его сильно расслабило.
- Кто тебе Баризи? - ляпнул Дженсен, и сию же минуту захотел прикусить себе язык, но было уже поздно. Что вырвалось, то вырвалось, как говорится, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке, хотя Дженсен не пил. То есть пил, конечно, за компанию, но редко, потому что не любил терять контроль над своим телом. Что ж такое делается? Когда Джаред находился так близко, мозг и язык Дженсена были совершенно не в ладу друг с другом.
- Что?.. - переспросил Джаред и даже споткнулся, ухватившись крепче за плечо Дженсена.
- Ты слышал, - буркнул Дженсен, потому что свалить всё на слуховую галлюцинацию явно не получится. Чёрт, волна жара прошлась от позвоночника и выше, даже испарина на лбу выступила. Так неловко Дженсен уже давно себя не чувствовал.
- Слышал. Только к чему этот вопрос, не пойму.
- Я хочу знать... - теперь споткнулся Дженсен, и они оба едва не хлопнулись ничком в пол.
Боже, лучше бы он вообще рта не открывал!
- Что?!
- ...свободен ли ты, - добавил Дженсен, когда удалось выпрямиться и перевести дыхание.
- Свободен от чего?!
Пальцы Дженсена на талии Джареда невольно сжались в кулак, снова сгребая податливую ткань скафандра.
- Знаешь, Падалеки. Порой я думаю, что ненавижу тебя ничуть не меньше, чем... - Дженсен на этот раз вовремя прикусил свой болтливый язык и почувствовал, как горячая волна ещё раз окатывает его щёки и шею.
Джаред смотрел на него с недоумением. Пожалуй, краснеющий Эклз, зрелище не для слабонервных, настоящее чудо природы, если Падалеки стоял столбом и пялился на него, не моргая. А потом он рассмеялся звонко и громко, и эхо его смеха покатилось вперёд, как перекати-поле, туда, куда им ещё предстояло дойти.
- Чем что? Помнишь такое: от любви до ненависти? - немного ехидно ответил Джаред, но Дженсен видел, что в глазах его застыл немой вопрос: правда или нет?
Ему ли не знать, как бросать пыль в глаза, маскируя притворством и шутовством желание знать, надеяться. Раньше он в Падалеки не замечал подобного маскарада, его постоянная улыбка сбивала с толку. Лишь после того, как Джаред вытащил его из покореженной «манты», как сжимал челюсти, чтобы не вырвался болезненный стон, когда ему восстанавливали плечо, Дженсен заподозрил кое-что.
...Служба и долгие годы разлуки открыли ему глаза на многое. Пожалуй, он всегда неправильно «читал» Джареда. Чувство досады на его успехи в Школе наложило свой отпечаток, но сейчас им уже не по восемнадцать лет, делить между собой нечего, кроме невзгод, и мнимое соперничество кануло в Лету. Они многое повидали и пережили, у каждого были свои трагедии, которые закалили их, заставили рано повзрослеть, осознать потери. Правда, они до сих пор играли в кошки-мышки друг с другом в личных отношениях, но это не отменяло их притяжения друг к другу, которое было постоянным, всепоглощающим, и что самое главное - взаимным.
Желание настоять на своём заставило Дженсена быть настойчивым и получить ответ на вопрос, который казался одновременно простым и сложным, потому что не относился к их служебным отношениям.