Солноворот

— Каждая песня требует своей ноты, — произнес Янтарев. — Хватка у вас, Леонтий Демьянович, верно, есть, но вы со своей хваткой много и дров наломали. Когда мы указывали на ваши недостатки, не соглашались с вами, думали ли вы о своих поступках? О товарищах по партии, которые вас избрали, вы думали?

— Об области я думал…

— Неправда, вы о себе думали. Вы и сейчас о себе думаете… Но поздно, вы… вы потеряли доверие…

— А это неизвестно, кто еще из нас потерял его, — весь вспыхнув, поднялся Жерновой и, не сказав больше ни слова, вышел.

Проходя мимо пассажиров, игравших в домино, Жерновой неосторожно задел коленом чемодан, на котором лежали кости, и рассыпал их. Он тотчас же извинился.

— Не извиняться, а исправляться надо, — недовольно бросил вслед Жерновому парень в клетчатой рубахе и, опустившись на пол, стал собирать кости домино.

36

В тот же день вечером Жерновой выехал обратно из Москвы. Вначале он думал, что его сразу после отчета снимут с работы — уж очень много высказали ему тяжких обвинений. Но ему даже не вынесли взыскания, а лишь сказали: поезжайте домой, отчитайтесь перед пленумом обкома, и как решит пленум, так и будет.

Жерновой лежал на полке мягкого вагона и, уставившись в потолок, думал о предстоящем пленуме. Сколько раз открывал он их с радостным волнением, которое всегда охватывало его при шуме аплодисментов в зале и вселяло уверенность, что он, именно он, Жерновой, нужен вот тут, ему доверяют люди и ждут его доклада, — иначе и не должно быть… Теперь, после отчета в ЦК, он вдруг как-то сник, задумался, каким же будет этот пленум? Ведь к ним в область едет не только Иван Гаврилович, но и секретарь ЦК. «Как я объясню те промахи в работе, которые мы допустили? Хотя я уже пытался объяснить их в ЦК. но здесь, в Краснолудье, их тоже надо объяснить. но как-то по-иному… Ведь работали-то вместе со всеми, и успехи делили вместе, и ошибки должны — поровну. Надо, чтобы выступили рядовые… Пусть выступят такие, как Петр Щелканов, он в мелочах копаться не станет. Хоть оц и тесть Дружинину, но скажет свое… Или председатель колхоза Матвей Глушков. Ему тоже помогали немало, должен добром вспомнить. Впрочем, неизвестно, о чем он еще вспомнит».

Жерновой стал прикидывать, кто бы мог его поддержать, и вдруг почувствовал, что поддержать-то его, пожалуй, и некому. Придется самому… Только взять инициативу в свои руки. Надо рассказать, как каждый член бюро помогал. Как работали Янтарев, Селезнева… Вдруг он вспомнил вопрос, заданный ему в ЦК: «Разве людей хороших в области

нет?» — «Есть люди, есть». — «Надо молодежь выдвигать. Боитесь вы, что ли, ее?» — «Нет, не боимся, выдвинули вон Селезневу… — сказал они тут же поправился: — Но вот — не сработались».

Жерновой закрыл глаза, и опять поплыли мысли, невеселые мысли… Каким будет пленум? Что скажут коммунисты? Доверят ли? Только бы доверили…

37

Сославшись на головную боль, Ирина на этот раз не стенографировала, она сидела в приемной Жернового и разбирала свежую почту. Ей и в самом деле нездоровилось, и она могла бы уйти, но то, что происходило сейчас на пленуме обкома, удерживало ее здесь.

Последние дни она не могла спокойно смотреть на Жернового. На ее глазах он как-то сразу постарел, даже немного ссутулился, хотя и старался держаться бодрым. «Чем же все это кончится? — с невысказанной тоской и болью в душе думала она. — Ну, пусть ошибся, где-то проглядел — на таком деле разве без этого обойдешься? Должны же учесть это…»

В перерыв к Ирине заглянула машинистка и сказала, что вроде все идет хорошо. Леонтий Демьянович уже сделал доклад, начались прения. Выступили Бруснецов, Трухин, Щелканов…

— А что Щелканов сказал? — спросила Ирина.

— Щелканов-то? Все о своем колхозе, дескать, внимания к нему нет. Даже Леонтия Демьяновича упрекнул, что не знает он-сельского хозяйства. Поэтому и ошибки, мол, такие вопиющие допускает…

«Щелканову не угодишь», — подумала Ирина и, сложив чистый лист с копировкой, пропустила через валик пишущей машинки, попробовала печатать, но не смогла. Снова достала какие-то бумаги, перебрала их дрожащими пальцами и опять присела к машинке. Она теперь не думала ни о доме, ни о муже, ни о самой себе — она думала только о нем. Его судьба, казалось, теперь была и ее судьбой, и что-либо изменить во всей этой сложности их взаимоотношений она уже не могла…

О, как медленно течет время, как утомительно медленно. И, взглянув на часы, Ирина вдруг удивилась — она сегодня еще не ела. Надо сходить в буфет и выпить хоть чашку кофе.

Проходя мимо дверей, Ирина услышала в зале аплодисменты: кому это так хлопают? Открыв дверь, она тихонько шагнула в зал, присела с краю, прислушалась.