Солнце больше солнца (СИ)

Маркел, схватив наган, сел на лавке, выкрикнул:

- Стой! Стрелять буду!

Фигура замерла, раздался растерянный, дрогнувший в сомнении голос:

- Кажись, знаю тебя...

- Возьми на столе спички, зажги свечу! - приказал Неделяев.

Пришедший исполнил, что было велено, вытянул руку с горящей свечой - свет упал на лицо Маркела, на револьвер:

- Правда, ты...

- Поставь свечу на стол перед собой! - с этими словами Неделяев встал, не опуская нагана, обошёл стол, приблизился к пришельцу. Тот был в нагольном полушубке, в малахае, лицо заросло щетиной. - Вот она - финка твоя. Бандитом стал, Обреев, - произнёс Маркел мрачно, указывая взглядом на нож, который пришелец положил на стол, перед тем как зажечь свечу.

Илья Обреев удивлённо-тревожно всматривался в Неделяева:

- Ты это к чему?

- Я - направленный сюда представитель рабоче-крестьянской милиции, - проговорил тот неторопливо и веско, - председатель сельсовета Пастухов отвёл мне здесь ночлег. А ты открыл запор, проник сюда с ножом - меня спящего зарезать.

- Да откуда ж я знал, что ты здесь? - вырвалось у ошеломлённого Обреева.

- А зачем сюда с ножом проник? Переночевать? - Маркел коротко рассмеялся. - Скажи в ЧК. Может, и поверят.

- Да я тут...

- Часто ночуешь? - перебил Неделяев с издёвкой. - И потому крючок прибили, чтобы ты его ножом поддевал. - Он сменил тон на резкий и угрюмый: - Я мог в тебя сразу стрельнуть как в тайно проникшего. Нож при тебе, и я был бы полностью прав перед товарищами.

Илья Обреев в усилии доказать, что всё не так, как представляет Маркел, пробормотал:

- Я ни на кого не посягал...

Неделяев сказал сухо:

- Посидишь ночь в погребе, а завтра отправлю тебя в уездную ЧК. Там разберут, как ты относишься к советской власти, чем промышляешь и для чего пробрался с ножом в сельсовет.

Илью пробрало до печёнок страхом от того, что его ждёт.

- Я понял... хочешь показать себя: я бандита поймал! - произнёс он со смиренным укором. - Но имей сердце, - попросил жалобно, - не гони в погреб!

- И мне всю ночь тебя караулить? Была бы верёвка, я бы тебя связал.

- Есть верёвка, за печкой Пастухов спрятал. Можно взять?

Маркел разрешил, и, когда Обреев достал из-за печки и подал ему связку верёвок, спросил, что с ними делал Пастухов.

- Лошади ноги связывали. Он велел сельсоветскую лошадь зарезать - без мясного не живётся, - пояснил мимоходом, в мыслях о своём, Илья, скидывая полушубок.

Неделяев про себя усмехнулся. По его знаку Обреев расположился на полу на полушубке, который предусмотрительно расстелил поближе к печке. Маркел связал ему руки и ноги, произнёс с задушевной злостью:

- Замечу какую твою попытку, думать не буду - стрельну!

Погасив свечу, прилёг на лавку, револьвер - под носом на табурете. В рассеянной темноте хорошо различим скорчившийся на полу в трёх шагах связанный человек. Он было заговорил о своей невиновности - Неделяев сказал озлобляющимся голосом:

- Давай, давай, чтобы я встал. Но если я встану, то лягу, когда тебя в погреб посажу.

7

Спозаранок придя в сельсовет, Авдей Степанович Пастухов направился в кухню через холодную прихожую, постучал в дверь и, открывая её с пожеланием доброго утра, осёкся. За столом сидели друг против друга Неделяев и Обреев, у которого за спиной были связаны в локтях руки. Перед ним стояла кружка, в которую Неделяев опустил сухарь, поднёс ко рту связанного: тот откусил, стал жевать, меж тем как волостной милиционер повернул голову к вошедшему:

- У меня к вам дело, товарищ председатель сельсовета. Нужны запряжка и тулуп. Я свою лошадь под хомут не дам.

Кружка, по-видимому, с кипятком, стояла и перед Маркелом, рядом лежал второй сухарь. На Пастухова от печи наплывало тепло, за чугунной дверцей потрескивали горящие поленья. Дивясь на картину, он спросил милиционера, не сумев скрыть недовольства:

- Далеко ехать хотите? - и тут же нетерпеливо заговорил: - Что тут случилось-то? Надо бы мне знать, расскажите! Тулуп - куда ни шло, а лошадь и телега не стоят наготове...

Неделяев взял свой сухарь и, погружая его в кружку, принялся есть, не отвечая на вопросы Пастухова, сообщая лишь, что повезёт арестованного на ближнюю железнодорожную станцию, где стоит красноармейское подразделение и имеется ЧК. Авдей Степанович потоптался и, не услышав более ни слова, ушёл, решая, у кого из мужиков потребовать лошадь, у кого - телегу. Зима была в самом начале, снега выпало мало: сани не годились.

Спустя часа полтора из села выехала запряжка. Правил, сидя на передке, Илья Обреев, за его спиной полулежал в телеге Неделяев в тулупе поверх шинели, в казачьей с коротким серым мехом папахе, держал руку на положенной рядом винтовке.

День был облачный, тихий, с морозцем, колёса звонко дробили ледок мелких лужиц на окаменевшей дороге, которая уходила к горизонту по равнине, бело-сероватой от тонкого слоя снега, местами чернеющей островами пашни. До железнодорожной станции было двадцать пять вёрст.

Илья обернулся, выдохнул парок:

- Маркел! С охотой меня на смерть везёшь?