Солнце и смерть. Диалогические исследования

П. С.:

По моему мнению, такой разницы нет лишь тогда, когда ты располагаешь субстанциональным понятием космоса, а мы в современную эпоху уже действительно его утратили – у нас осталась разве что метафора. Я хотел бы выдвинуть тезис, что утрата чувства космоса есть яркий отличительный признак современности – утрата как позитивного, так и негативного его восприятия: современные люди больше не чувствуют ни того изначального доверия к космосу, которое существовало в античности и подтверждается множеством примеров, ни той типичной для классической метафизики подавленности безмерным господствующим Трансцендентным, в которое невозможно проникнуть при жизни. Конечно, если бы мы еще могли определять космос так, как его понимала старая метафизика – а именно как целостность смысла и целостность тепла, как максимально возможное единство всего одушевленного, как концентрически выстроенную целокупность, имеющую явно выраженный характер обители-дома, как идеальную прародину разумных существ, – вот тогда можно было бы расценивать как признак маловерия жалобы на выставленность вовне, на пребывание снаружи. Тогда перед человеком – куда бы он ни направился – открывался только все более широкий и все более высокий горизонт бытия-внутри. Но с таким пониманием космоса мы покончили в современную эпоху. Сейчас нам пришлось оказаться лицом к лицу с плохими известиями от современной астрофизики. Она просвещает нас, говоря, что космос – это самое ужасное из всего, что только можно себе представить. Космос – это абсолютный не-контейнер, абсолютное не-хранилище и не-убежище. Он никогда не может рассматриваться как место для жизни, по крайней мере, не будет таким в ближайшие тысячелетия; он представляет для нас сущий ад – ад пустоты, ад холода, ад жары, враждебные жизни стихии

par excellence

; вакуум, еще более глубокий, чем все вакуумы, которые мы только могли себе представить на Земле, всегда более горячий или более холодный, чем это надо для жизни; агрессивное неприятие человека. Я порой только удивляюсь нашей радости, которую мы испытываем в этой неоэзотерической сцене, а того больше удивляюсь физикам новых времен: как у них легко выходит – не принимать в расчет всего этого и продолжать разговоры о космическом coming home. Мы можем построить на высоте пары сотен километров космическую станцию, и при этом уже возникнет сильное впечатление, что нам приходится действовать в среде антимира: туда приходится поднимать все, что необходимо человеку, включая воздух, нужный для дыхания. Составляя такую программу, чтобы астронавты были постоянно заняты, их отвлекают от мысли, что они задохнутся в случае малейшей поломки. Несмотря на все это, жизнь в капсуле указывает нам направление, в котором все будет развиваться в будущем. Третье тысячелетие, на мой взгляд, будет эпохой техники, обеспечивающей дыхание, и интегральной техники производства сохраняющих контейнеров. Космическая станция – это ключевая метафора, выражающая суть социальной архитектуры грядущей мировой эпохи.

Г. – Ю. Х.: Не могли бы Вы более подробно определить соотношение Внутреннего, Внешнего и Техники в Вашей теории современности?