Решающий шаг, который нам теперь предстоит сделать, заключается в выяснении того, как была достигнута вторая крайняя точка, то есть объяснить, как диада генерализируется космологически и теологически. Возможность классической метафизики существует и исчезает по мере происходящего постепенного перехода от минимума к максимуму – кстати, никто из авторов, принадлежавших к традиции, не продумал этого столь радикально, как это сделал Кузанский. В его теоматематических рефлексиях впервые обрела наглядное выражение функция континуума, так как он попытался мыслить постоянное движение от Бога-точки к Богу-сфере, объемлющей все в целом. Если говорить на моем языке, то задача теперь формулируется так: понять, как образуется предельная диада, выше которой подняться уже невозможно, – как возникает пара, которую образуют отдельная душа и Абсолютное. Эта задача, поставленная перед мышлением, и ее решение представляют собой самую суть «Сфер II», где производится реконструкция классической метафизики. Я полагаю, что в пятой главе «Глобусов» происходит – спустя несколько веков – предъявление в кристаллически чистом виде основной проблемы метафизики и ее разрешение: делается попытка выразить до сих пор никогда не выражавшуюся верно на понятийном уровне тайну философской и мистическо-теологической системы в эпоху классической метафизики. На фоне столь незаурядных вещей единственным откликом на истину мог стать только некролог, ей посвященный, после чего усилия по ее разысканию были прекращены. Чем была метафизика и чего она хотела, в первую очередь и было включено в ее некролог. Туда вошла следующая констатация: во всех системах дело сводилось к тому, чтобы образовать диаду с Абсолютом. Мыслящая душа приводит себя в такую позицию, в которой она – становясь партнером и вогнутым зеркалом, вбирающим в себя отражение Абсолютного, – приходит к непревзойденно глубокому самопостижению. Если угодно, это своего рода перенос матери на космос, на универсум. Перенос на Абсолютное, инцест с Абсолютным. Задача при этом формально остается прежней: воспроизвести диадическую структуру на наивысшей ступени, репродуцировать ее в онтологическом максимуме. Нужно найти методы, с помощью которых можно пересадить себя в мир или мир в себя. Если это не удастся, то предприятие метафизики, или проект Всемирной Души, потерпит крах. И, как представляется, это и в самом деле не удается.
Среди тех немногих мыслителей нашего века, кто понял, как много тут поставлено на карту, был Жиль Делёз, который предложил заменить неудавшийся проект Всемирной Души впечатляющей и убедительной неоспинозианской эрзац-формой – проектом Мирового Тела или, лучше сказать, Тела Без Органов, – он весьма впечатляюще экспонировал это в нескольких главах книги «Тысяча плато: Капитализм и шизофрения». Но еще и в работах Левинаса можно видеть, как просвечивает основная задача метафизики – образовать диаду с Другим и с Внешним, – включая то обязательное требование к перенапряжению всех сил, скрыто содержащееся во всех программах этого рода. Некоторая трагическая насильственность присуща всем затеям подобного типа.
Я попытался показать, почему метафизические попытки имманентно оказываются под угрозой, стоит только сделать первый шаг от идеалистической прекраснодушной болтовни к аскетической серьезности. Поэтому у меня есть теория абсолютной пары, или мистической свадьбы между богом и душой, – скроенная как непосредственная противоположность теории ада. Об этом идет речь в главе «Антисферы». Ад есть продукт неудавшейся попытки выйти к миру. Он есть онтологическое нарушение парного отношения. Если мир не восходит в субъекте, не разворачивается в нем, субъект оказывается проклятым и обреченным на пребывание в своем минимальном пространстве. Ад – это невозможность распространить себя вширь.
Г. – Ю. Х.:
На том уровне, на котором мы сейчас ведем беседу, просто напрашивается мысль: как хорошо было бы еще раз объяснить идею мультидисциплинарного исследования, проводимого ради достижения философской цели! Слушая то, что Вы только что говорили, я представлял себе интенсивное смешивание философских и психоаналитических, теологических и морфологических мотивов. Как мне кажется, вашим рассуждениям свойственно соединять в живой конфигурации философию, этнологию, социологию и психоанализ, теологию, нарративизм и топологию. Вы описываете в первой главе «Глобусов» формирование мира и формирование культуры, которые происходят в поле противоречий между смертью, завистью и злом. Вы показываете, как группы укрепляют себя посредством ритуального исключения Злого: посредством эксклюзивных инклюзий, исключающих включений.