Солнце и Замок

– Лицо мертвеца оказалось изрядно разбито, однако выглядело точь-в-точь, как мое. Но я напомнил себе, что умереть там не мог и не умру, поскольку был твердо уверен: похоронят меня в одном из мавзолеев нашего некрополя – в том самом, я вам о нем рассказывал.

– И не раз, – пророкотал Оссипаго.

– Бронзовый лик покойного походил на меня – нынешнего меня – как две капли воды. Ну, а когда передо мной появился Апу-Пунчау… Понимаете, кумеянка – она была иеродулой, такой же, как вы. Так мне сказал Отец Инире.

Фамулим с Барбатом кивнули.

– А в явившемся нам Апу-Пунчау я узнал самого себя. Узнал, но что это значит, не понял.

– Мы тоже не поняли, когда ты об этом рассказывал, – заметил Барбат, – но теперь я, кажется, понимаю.

– Так объясни и мне!

Барбат указал в сторону мертвого тела.

– Вот. Вот он, Апу-Пунчау.

– Ну, разумеется, это я понял давным-давно. Здесь так именовали меня, и это здание возвели на моих глазах. Возвели, чтоб устроить в нем храм, Святилище Дня, храм Старого Солнца. Однако я – Севериан, и я же – Апу-Пунчау, Лик Дня. Как могло мое тело восстать из мертвых? Как я вообще мог здесь умереть? Ведь, по словам кумеянки, это вовсе не гробница, а его дом!

Казалось, в тот миг я воочию вижу ее – мудрого змея в обличье старухи.

– А еще она говорила, что времена эти ей неведомы, – пропела Фамулим.

Я согласно кивнул.

– Как может умереть ласковое солнце, восходящее каждый день? И как, будучи солнцем, мог умереть ты? Твой народ оставил тебя здесь под множество песнопений. А двери накрепко замуровал, чтоб ты жил вечно.

– Мы знаем, Севериан, что в итоге ты приведешь в мир Новое Солнце, – подхватил Барбат. – Мы миновали то время и многие другие, вплоть до встречи с тобой в замке того великана, которую полагали последней. Но знаешь ли ты, когда было создано Новое Солнце? Новое Солнце, тобой же и приведенное в эту систему, чтоб исцелить старое?

– На Урд я воротился в эпоху Тифона, когда первую из величайших гор лишь начали превращать в его изваяние. Но до этого я странствовал среди звезд на корабле Цадкиэль…

– Порой мчащемся быстрее ветров, что гонят его вперед, – проворчал Барбат. – То есть ты ничего не знаешь.

– Если тебе вновь нужен наш совет, расскажи обо всем, – пропела Фамулим. – Как мы сумеем указать тебе путь, если вынуждены идти вслепую?

И тогда я, начав с убийства стюарда, рассказал им обо всем, что случилось со мною после, до того самого момента, как пробудился здесь, в Доме Апу-Пучау. Отсеивать важные подробности от пустяковых я (уж тебе-то, читатель, это прекрасно известно) не умел сроду, отчасти потому, что мне кажется исключительно важным любой пустяк. На сей раз, не связанный необходимостью водить пером по бумаге, я дал волю языку и рассказал о великом множестве мелочей, не помещенных на эти страницы.

Во время моих разглагольствований внутрь сквозь какую-то щелку пробился солнечный луч, и я понял, что к жизни вернулся ночью, сменившейся новым днем.

Вскоре снаружи зажужжали, запели гончарные круги, затараторили женщины, направляющиеся к реке, которая так подведет городок, когда солнце остынет, а я говорил, говорил, говорил… и, наконец, рассказ мой подошел к завершению.

– Ну, вот и все, – подытожил я. – Дело за вами. Теперь вы в состоянии раскрыть тайну Апу-Пунчау?

– Думаю, да, – кивнул Барбат. – Как тебе уже известно, когда корабль полным ходом мчится меж звезд, минуты и дни, проходящие на его борту, здесь, на Урд, могут обернуться годами и сотнями лет.

– Должно быть, так и есть, – согласился я, – ведь поначалу мерилом времени служили чередования света и тьмы.

– Следовательно, твоя звезда, Белый Исток, родилась до – несомненно, задолго до – воцарения Тифона. Сдается мне, сейчас до ее рождения не так уж и далеко.

Фамулимус изобразила улыбку, а может, впрямь улыбнулась.

– И верно, Барбат, момент этот совсем близок: ведь Севериана привела сюда сила его звезды! Убегая из своего времени, он бежал, пока не вынужден был прервать бег, и остановился здесь, так как дальше бежать не мог!

Если ее вмешательство и смутило Барбата, то с виду он сего не проявил никак.

– Возможно, силы к тебе вернутся, как только свет твоей звезды достигнет Урд. Если так, в то же время может пробудиться и Апу-Пунчау – при условии, что не решит остаться там, где себя обнаружит.

– Пробудиться… из живых в мертвые? – ахнул я. – Как же это ужасно!

– Ну нет, Севериан, – запротестовала Фамулим, – уж лучше скажи: чудесно! Пробудиться от смерти к жизни, дабы помочь народу, любящему его всем сердцем!

Над этим я надолго задумался, но Барбат, Фамулим и Оссипаго терпеливо молчали в ожидании продолжения.

– Быть может, – наконец сказал я, – смерть страшит нас лишь потому, что отделяет ужас жизни от ее чуда, и мы видим один только ужас, остающийся в прошлом.

– На это, – пророкотал Оссипаго, – мы, Севериан, надеемся не менее твоего.

– Но если Апу-Пунчау – я сам, чье тело нашел я на корабле Цадкиэль?