– Знаю, – оборвал его я. – Сошлись они еще ночью, в трактире, и я на нее не в обиде. Она вольна делать, что пожелает.
Бургундофара, обернувшись, взглянула на паруса (к этому времени вздувшиеся, словно живот чреватой младенцем женщины) и рассмеялась над чем-то, услышанным от Гаделина.
XXXIV. Возвращение в Сальт
К полудню «Алкиона» понеслась вперед не хуже яхты. Ветер запел в снастях, первые крупные капли дождя обрызгали паруса, словно краска – холст. Стоя на шканцах, у леера, я наблюдал, как матросы спускают стеньги с грота и бизани и ряд за рядом рифят оставшиеся паруса. Вскоре поднявшийся на шканцы Гаделин с чрезмерной учтивостью предложил мне сойти в низы, и я спросил, не будет ли самым разумным причалить где-нибудь да переждать непогоду.
– Никак невозможно, сьер. Отсюда до самого Сальта нет ни единой пристани, а причаль я к берегу, ветер нас тут же на камни выкинет. Сейчас всерьез дунет, сьер… но ничего. Видали мы, сьер, и похуже.
Со всех ног бросившись к бизань-мачте, он принялся подгонять тумаками шкотовых и на чем свет стоит бранить кормщика.
Я ушел на нос. Разумеется, я понимал, что вполне могу вскоре отправиться ко дну, но, наслаждаясь свежестью ветра, не слишком-то опасался гибели. Подошла моя жизнь к концу или нет, я и одержал победу, и в то же время был разбит наголову. Я принес Урд Новое Солнце, однако ему не пересечь пропасть пространства ни при моей жизни, ни даже при жизни хоть одного из рожденных в течение моей жизни детей. Если мы доберемся до Несса, я вновь взойду на Трон Феникса, самым пристальным образом рассмотрю деяния сюзерена, заменившего Отца Инире (ибо «монархом», упомянутым селянами, Отец Инире не мог оказаться никак), и награжу либо покараю его по заслугам и по делам, а затем… Затем проведу остаток жизни среди стерильной показной роскоши Обители Абсолюта либо ужасов полей грандиозных баталий, а если и напишу о сем повесть наподобие повести о моем возвышении, с окончательного избавления от коей началась эта история, то после рассказа об окончании нашего плавания интересного в ней останется не так уж много.
Ветер трепал мой плащ, словно флаг, косой парус на фоке хлопал подобно крыльям какой-то чудовищной птицы, а его суженный к концу рей снова и снова гнулся под натиском налетающих шквалов. Фок зарифили почти до отказа, однако с каждым порывом ветра «Алкиона» шарахалась вбок, к скалистому берегу Гьёлля, точно пугливая лань. Старший помощник, держась за оттяжку, не сводил с фока глаз и бранился – негромко, монотонно, будто шарманка. Увидев меня, он разом умолк и обратился ко мне:
– Могу я поговорить с тобой, сьер?
Обнаживший голову на таком ветру, он принял настолько нелепый вид, что я не сдержал улыбки.
– Полагаю, если фок спустить вовсе, управлять кораблем станет еще труднее? – кивнув ему, спросил я.
В этот-то самый момент буря и обрушила на нас всю свою ярость. Почти без парусов, со спущенными стеньгами «Алкиона», однако ж, легла на борт, а когда выровнялась (да, к чести ее строителей, она действительно выровнялась), вода в реке словно вскипела, по палубе оглушительно забарабанили градины. Старший помощник опрометью бросился под козырек прогулочной палубы. Я двинулся следом. К немалому моему удивлению, едва оказавшись под крышей, он упал передо мной на колени.
– Спаси «Алкиону», сьер, не позволь ей утонуть! Не за себя прошу, сьер – ради жены: у нас с ней двое малышей, и поженились мы, сьер, только в прошлом году. Мы ведь…
– Отчего ты решил, будто я в силах спасти ваш корабль? – спросил я.
– Это ведь все из-за капитана, правильно я понимаю, сьер? Вот я к нему наведаюсь, как стемнеет, – пообещал он, крепко стиснув рукоять изрядно длинного дирка на поясе. – Пара матросов точно за мной пойдет, сьер; сделаем все в лучшем виде, клянусь, сьер!
«Алкиону» снова качнуло, да так, что грота-рей одним концом ушел в воду.
– Во-первых, подобные разговоры – это мятеж, – заметил я. – А во-вторых, просто вздор. Вызывать штормы я не умею, как и…
Однако меня уже никто не слушал. Со всех ног ринувшись из-под навеса на палубу, старший помощник тут же исчез из виду за пеленой ливня пополам с градом. Вздохнув, я снова уселся на узкую скамью, с которой наблюдал за погрузкой… вернее сказать, сам я по-прежнему несся сквозь бездны пространства с тех самых пор, как мы с Бургундофарой прыгнули в непроглядную пустоту под тем странным куполом на Йесоде, а на лету при помощи нитей, которыми мог бы задушить половину Брия, усадил на скамью изображавшую меня куклу-марионетку.
Спустя дюжину, а может, и сотню вдохов старший помощник вернулся, ведя за собою Герену с Декланом, и снова упал передо мной на колени, а они присели на палубу у моих ног.
– Прекрати бурю, сьер, – взмолилась Герена, – ведь прежде ты был к нам добр. Конечно, сам-то ты не погибнешь, но мы с Декланом непременно утонем. Знаю, мы тебя ослушались, но только потому, что хотели как лучше, и просим: прости нас!
Деклан молча кивнул.