Солнце над Бабатагом

В разговоре выяснилось, что казармы стоявших здесь еще до революции оренбургских казаков не совсем подготовлены к приему полка, но местными властями приняты срочные меры, и в ближайшие дни казармы будут готовы.

— Но это ничего,— говорил адъютант.— Сейчас тепло. Пока можно и во дворе расположиться.

— А если дожди пойдут?—спросил Кудряшов.

— Дожди?— адъютант с видом превосходства взглянул на командира полка.— Дождей здесь с апреля и до ноября не бывает.

— Короче говоря, нам придется, как цыганам, в этакую жарищу под открытым небом располагаться?— сказал Федин.— Тут у вас, говорят, малярия?

— Это так точно — малярии хватает,— подтвердил адъютант.

— А как нам проехать к казармам?— спросил Кудряшов.

— Вот по этой улице поедете,— показал адъютант.— Все прямо, а после базара направо... Да!—спохватился он.— Чуть не забыл! Приехал ваш новый комиссар бригады Петров.

— Петров?—спросил Федин.— Знаю его. А где он?

— В казармах. Порядки наводит...

Выгрузка продолжалась. Берясь по двое, бойцы сноровисто выносили из вагонов тюки сена, мешки, амуницию.

Седой старик с подкрученными усами, по виду железнодорожный рабочий, держа за руку кудрявую девочку лет десяти и опираясь на суковатую палку, смотрел на бойцов.

— Ты что, папаша, посматриваешь? Аль кого узнал?— спросил Латыпов, подходя к старику и чуть косящими глазами подозрительно глядя на него.

— Узнать не узнал, а радуюсь — свои, мол, приехали,— резонно заметил рабочий.

— Свои? А ты кто такой?

А я тут дорожным мастером... Давно вас ожидав

ли, товарищи. Банды нас одолели, басмачи. Палят, режут, уводят. Одним словом, не дают жить рабочему классу.

— А кого увозят-то?

— Девчат, изверги. Внучку увезли.

— Скажи пожалуйста!— воскликнул Латыпов. Он вопросительно посмотрел на шуструю кудрявую девочку.

Старик подвинулся к нему и шепнул.

— Сиротка. Беспризорница. На воспитание взял.— И уже громко добавил: — Она у меня боевая. Умеет постоять за себя... А ну, Катюша, расскажи-ка товарищу, как ты басмачей яблоками-то...

К ним подошел Кузьмич.

— О чем речь?— полюбопытствовал он.

— А вот папаша жалуется — внучку у него басмачи увезли,— сказал Латыпов.

— Эка злодеи, черт их забодай!

— То-то что злодеи,— подхватил старик.— Сколько народу тут положили. Станцию вот разворотили, проклятые... И Дашеньку мою... Одни мы с ней жили.— Он говорил все тише и тише и наконец замолчал.

— Ничего, друг! Ты не расстраивайся. Факт, найдем твою Дашу,— успокоил Кузьмич.— А злодеям этим всыпем как полагается.

— Уж вы постарайтесь,— сказал старик.— Надо, надо здесь порядок произвести... А вы сами из каких будете?— спросил он, помолчав.

— Мы-то? Гм... Мы всякие-разные. Со всей России-матушки. Самые орлы собрались... И вот без отдыха в походах. Да... Так, говоришь, внучку твою Дашей зовут?

— Дашенькой, товарищ начальник.

— Ну-ну, хорошо. Ты друг, не горюй. Верно говорю: Дашу твою мы тебе, факт, представим. Латыпов, верно я говорю?

— Как пить дать, представим, товарищ доктор. Только бы нам до этих самых злодеев добраться.

— Товарищи дорогие, может, вы ко мне в гости зайдете?— гостеприимно предложил рабочий.— Я рядом живу.

— Благодарствуем, папаша. Только сейчас нам нельзя,— вежливо отказался Латыпов.

От станции послышались звуки сигнальной трубы.

— Вот и нас зовут,— сказал Кузьмич.— Прощай, друг! Пока!

Он крепко тряхнул сухую руку старика и, придерживая шашку, грузно побежал к эскадрону...

Спустя некоторое время полк построился и двинулся в город.

Лошади мягко ступали по пыльной дороге. По обеим ее сторонам росли серебристые тополя. За ними тянулись высокие, местами поросшие сверху травой и кустарником глинобитные стены — дувалы.

Солнце палило. Улица была пустынна. Лишь кое-где виднелись отдельные фигуры людей в чалмах и халатах, робко, крадучись, прижимаясь к стенке, проходила порой укутанная с ног до головы женщина.

Стороной проехал на ишаке худой старик в рваном халате.

Бойцы переглядывались. Все для них было здесь необычно, ново и дико.

В рядах тихо обменивались впечатлениями.

— Латыпов, видал?

— Да-а, дела...

— Ну и край...

— А бабам здесь, видать, совсем плохо живется. Смотри, какие сетки на них надевают...

— Ишь, как торопится. Видно, боится.

Но тут женщина приоткрыла чадру и улыбнулась. На один лишь миг бойцы увидели прекрасное молодое лицо.

— Гляди, гляди, ребята! Ну и красавица!—вскрикнул Латыпов.

Он оглянулся, чтобы еще раз посмотреть, но женщина уже скрылась в узкой калитке.

— Стало быть, уважают нашего брата,— решил Харламов.

Из проулка на лошади выехал босой возчик. С огромных колес его арбы стекали тонкие струйки песка. Он свернул и поехал рядом с полком.

— Смотри-ка,— сказал Барсуков.— Чего это он, чудак, лошадь в телегу запряг, а сам верхом едет.

Арбакеш сказал что-то, улыбаясь и сделав рукой приветственный жест.

— Здравствуй, товарищ! Здорово!— весело заговорили бойцы.— Чего ж ты на коне едешь? Ты бы на телегу сел! Коню так тяжело!

— Бельмейман,—- сказал арбакеш, пожимая плечами.

— На телегу, на телегу садись!— показал Барсуков.

Лицо арбакеша было напряженно. Видимо, он всем своим существом старался понять, что ему говорят.