Солнце над Бабатагом

Вблизи послышались шаги. Подошел высокий смуглый человек с курчавой черной бородой. На нем был френч, зеленая тюбетейка и заправленные в сапоги суконные брюки.

Это был председатель исполкома Шарипов.

— Здравствуйте, товарищи!— произнес он по-русски почти без акцента, подавая руку и -кланяясь.

Кудряшов и Федин представились.

Тонкие губы Шарипова дрогнули. Он улыбнулся,

— Очень рад, товарищи, приветствовать в вашем лице славную буденновскую кавалерию,— проговорил он радушно, прикладывая руку к груди.— Надеюсь, что с вашей помощью мы быстро покончим с басмачеством.

— Да уж надо полагать, товарищ Шарипов,— сказал Федин.— Со своими белогвардейцами покончили, теперь вот вам приехали помогать... Только вы-то нас не очень радушно встречаете.

— А что такое?— насторожился Шарипов.

— Виданное ли дело — казармы не готовы, полк расположился биваком на казачьем' кладбище! Благо, что там деревьев много. А то, короче говоря, пришлось бы в такую жарищу под открытым небом стоять.

— Да, это, конечно, наша вина,— согласился Шарипов.— Но я никак не думал, что вы так быстро приедете... Товарищи, я зашел за вами. Пойдемте в исполком, пообедаем. Хочу угостить вас пловом. А плов, как известно, пища узбека. Привыкайте к местным условиям.

— Пища узбека!— сказал Петров, качнув головой.— А сколько раз в году узбек ест этот плов? На пиру у бая. А так в лучшем случае сухой лепешкой пробавляется.

— Будем надеяться, что с вашей помощью настанут лучшие времена.

— Немного погодя, товарищ Шарипов. Мы пойдем посмотрим, как там устроились наши ребята.

— Ну хорошо! Я буду ждать. Приходите...

Шарипов кивнул и, твердо ступая, направился через

огромный плац, по обеим сторонам которого стояли белые здания длинных одноэтажных казарм.

— Удивительное дело, как чисто по-русски говорит,-— заметил Федин, провожая взглядом Шарипова.

— Он окончил русское городское училище в Самарканде,— сказал Петров.— Таких, как он, образованных, здесь очень немного.

Взводный Сачков сидел на бугорке чьей-то безыменной могилки и, подкладывая щепку под чайник, тихим дискантом тянул песенку, выученную им еще во время службы в драгунском полку:

Вынимаеть, вынимаеть драгун белое пяро, Обмакаеть, обмакаеть во чернильницу яго...

Огненные блики ходили по его старому, в морщинах, с подвитыми усами лицу.

Вокруг костра колебались в прозрачном сумраке ночи угловатые тени бойцов.

— Чай да сахар, товарищ взводный!— сказал Латыпов бодрым голосом, появляясь из мглы с уздечкой в руке.

— Садись. Кувырни чашечку, ежели сахар есть,— радушно произнес взводный. Как всегда, он был в прекрасном расположении духа.

— А вот у меня кишмиш,— предложил Барсуков, подошедший на голоса. Он присел на корточки и развернул мешочек с кишмишом.

— Давай, давай, с кишмишом можно и по две чашечки выпить.— Сачков взял вскипевший чайник и налил кипятку в железную кружку.— А ну, у кого есть — подставляй.

— А мне можно, товарищ взводный?— спросил молодой боец Гришин.

— Пей! Всем хватит... А ты что, заболел?— Сачков пытливо посмотрел на молодого бойца.— Что тебя скрючило?

— Что-то мне голову ломит.

— Голову?.. А ты хину принимал?— спросил Сачков.

Гришин молчал.

— Лякпом! Лякпом!—крикнул Сачков.

— А?— отозвался басом Кузьмич. Он лежал на спине в канавке между могилами, выставив свой толстый живот.

— Ты Гришину хину давал?

— Факт. Всем давал.

— А ты ее принял?— Сачков недоверчиво смотрел на бойца.— Ну, чего молчишь? Говори!

— Горькая она, товарищ взводный...

— Ну как вы, ей-богу, не понимаете?!— рассердился Сачков.— Как ребята малые. За всем надо смотреть... Иди, иди сейчас же к лякпому, возьми вторую порцию.

А потом чаю напьешься и хорошенько укройся. Возьми мот мою шинель. Мне и так жарко... Постой,— остановил он бойца.— Смотри, сколько могилок. Оренбургские казачки. А почему лежат? Потому, что хину не принимали. И ты тоже хочешь туды?— Он ткнул пальцем в землю.— Ну, понял? Ступай!..

Сказав это, Сачков тут же решил с завтрашнего дня сам присутствовать при раздаче хинина.

— Слушай, Латыпов,— сказал Барсуков,—-. чтой-то в Речице на смотру товарищ Буденный какого-то кавказца поминал? Кто он такой?

— Это он за Мишу Казачка поминал,— вспомнил Сачков,— Прозвище такое. А фамилия ему была Гуду-шаури. Вот был боец! Добрый. А в бою первой отчаянности человек. Старый. Годов пятьдесят.

— Больше, товарищ взводный,— сказал Латыпов.

— А может, больше. Я не считал... Он, как война кончилась, в бессрочный уволился.

— А потом, как Куцыбо ездил в отпуск, встретил его. Он в Пятигорске на работу устроился,— подхватил Латыпов.— Ему, как непьющему, поручили заведовать винным магазином.

— Каким там магазином — духаном!—вставил Сачков.

— Ну не знаю, как там оно правильно называется,— продолжал Латыпов.— Так Миша по своей доброте воспылал к беспризорникам. Стал наставлять их на правильный путь. Кого на работу, кого на ученье, кого в детский дом. Так беспризорники за ним толпой ходили.

— А тут несчастье случилось,— не вытерпел Сачков.