Солнце сияло

Я уже приготовился к рукопашной, сосредоточив свое внимание на стакане, который мог быть использован как холодное оружие, но бас дал себя удержать, и я без помех покинул гостеприимную комнату Бочаргина.

Назавтра в буфете Стакана Юра Садок, когда мы встретились за чашкой кофе, говорил мне возбужденно:

— Ты их прохватил! Ты их до печенок прохватил, просадил до крестца! Бочар решил, ты его слышал — и дерешь у него.

— Какое я его слышал, откуда?! — перебил я Юру.

— Ну так и я ему о том же, но его просадило: спер и спер!

— Болван он, твой Бочар, — сказал я. Вспомнил тот образ, который возник у меня впечатлением от Бочаргина, и добавил: — Квадратный болван.

Юра с горячностью запротестовал:

— Нет, ты не прав. Он просто столько в андеграунде просидел… у него мозги, конечно, вскипели. Его у нас до сих пор признавать не хотят, а на Западе знаешь как ценят?

— И канал бы тогда на Запад, где его ценят. Что он вернулся?

— Нет, тут все не так просто. — Юра, говоря это, взялся даже на миг за косичку. — Ценить ценят, а тоже не очень хотят чужаков пускать. Своя тусовка, свои понятия — и вдруг здрасьте, кто-то из России приперся.

— Так он же говорит, ему хорошо в андеграунде.

Юра покачал головой. В этом его движении была особая, весомая значительность.

— Нет, это непросто все. Очень непросто.

Он дорожил отношениями с Бочаргиным, он ставил их выше отношений с другими (например, со мной), — это было ясно еще и по вчерашнему его поведению.

— По-моему, Юра, — сказал я, — не много тебе уютней с ним, чем мне.

— Да нет, тут о чем говорить, — Юра усмехнулся. — Конечно, неуютно.

— А что же ты тогда с ним пасешься?

Юру, судя по тому, что он опять взялся за косичку, внутренне передернуло.

— Он с какими связями приехал, ты понимаешь? Мне как музредактору его связи можешь представить как нужны? Я «роллингстоунзам» позвоню, они мне что, клип свой бесплатно у нас прокатать дадут? А я их должен дать. А денег у меня на них — ни копья. Просек теперь?

Я просек. И оценил прямоту Юриного признания. И — едва не физически ощутил, что простил его.

— А как ты сам к его музыке? — спросил я.

— Вполне положительно. Представь: если мне нравится, что ты делаешь, а я говорил, вы похожи, так нравится мне его музыка или нет?

Это было слишком витиевато, чтобы действительно означать то, что он сказал.

— У тебя есть какие-то его записи? — Я решил, мне нужно самому услышать Бочаргина.

По лицу Юры я видел, он раздумывает, что мне ответить.

— На диске, — сказал он затем. — Специальная аппаратура нужна для прослушивания.

Он хотел, чтобы я отказался от своей идеи услышать Бочаргина! По его мысли, я должен был это сделать: кто тогда и имел понятие о компактах единицы, у меня дома он не видел и следа какого бы то ни было моего знакомства с последними мировыми достижениями в области звукозаписи. Мысленно я поблагодарил Иру за новогоднюю ночь, принесшую мне это знакомство.

— Отлично, — обрадовал я Юру. — На диске! Это он где, на Западе записывался?

Юра смотрел на меня с удивлением и недоверием.

— Да что ты, это там какие бабки! Здесь уже. Есть одна студия, оборудована. А что, — спросил он затем, — у тебя есть на чем слушать?

— А как же, — сказал я.

Юра был обезоружен. Кто знает, может быть, в каком-нибудь углу у меня действительно стоял и ждал своего часа нераспакованный музыкальный центр. А для плеера и вообще много места не требовалось.

— Принесу, — сказал он. — Конечно.

— А пылесосом вас что, угощали вчера? — спросил я, чтобы закрыть тему, которая, собственно, была и исчерпана, и по какой-то непонятной причине ломала Юру.

— А, этот хрен с пылесосом! — тотчас оживился Юра. — Ну, скажу тебе, ты вовремя смылся. Он всех достал! Он три часа про свой агрегат без остановки порол. Его никто остановить не мог — вот натаскан!

Тут я уже расхохотался:

— И Бочаргин снес, не выставил?

— Ну у него же пылесос этот никто не крал. Бочар кайф ловил. Он любит такие штуки.

Так на этой веселой ноте мы и завершили нашу кофейную встречу. Разойдясь вполне довольные друг другом и вновь друзьями.

А три дня спустя (два из которых были потрачены на поиски фирмы, которая поставляла бы в Москву плееры для лазерных дисков), сев в кресло и впрягши голову в дугу наушников, я нажал на плоской округло-квадратной пластмассовой коробке плеера кнопку пуска — чтобы поверить мнение Юры о Бочаргине собственным. Группа Бочаргина называлась «Гонки по вертикали». Композиция, с которой диск начинался, имела название «Саранча».

В ушах у меня звучно зашелестели ее крылья. «Эмулятор три», на котором, должно быть, и сэмплировался этот звук, был синтезатор что надо.

Я прослушал три вещи и освободил себя от наушников. Мне все было ясно. Бочаргин драл у «Кинг Кримсон» без стеснения и жалости. Почему мы и были похожи. Но я-то совпал с «кингами», абсолютно не зная их, а Бочаргин не мог их не знать. И как я совпал — манерой. А Бочаргин просто драл у них. Драл и раскрашивал под свое.

Чего Юра не мог не видеть. Прекрасно видел. Почему его так и ломало давать мне диск. Но вот почему он решил свести меня с Бочаргиным?