Читаем Солнце в рюкзаке полностью

Я вертел карту туда-сюда, пытаясь начать думать, как Квоттербек, но добился лишь того, что стал думать как последний болван, прямолинейно и убого.

– Покружи пока, – сказал я этому Журову, понимая, что оставаться на месте нельзя.

Он охотно вцепился в какие-то рычаги, задергал их, и «Пыж» покатился по улице, воя, словно стая волков.

Я расстелил кое-как карту и всмотрелся. Судя по ней, Кремань с высоты птичьего полета выглядела как круглый торт, разрезанный на куски. В центре белел пятачок площади, от которого рассыпались радиальные нити улиц. Под городом, внизу, были обозначены еще какие-то районы, но они были жирно перечеркнуты маркером.

– Это что?

Журов покосился.

– Отстойники. Там ни одного нормального человека.

В Отстойники отправился бы Тайтэнд.

– А здесь?

– Здесь гостеприимцы. Развлечения, покер, дамы… Ну, ты понял.

Я ничего не понял. Мне не хватало ума, чтобы создать какую-то стратегию или соорудить план действий. Я был глупым Раннингом, черт возьми, а не Квоттербеком, мои шансы выжить падали с каждой минутой бездействия и раздумий.

Лайнмен наверняка окопался где-то в полном вооружении и сидит, готовый к обороне. А что делать мне? Он не будет охотиться – не его это специализация.

Я раздумывал и очнулся только тогда, когда «Пыж» дернулся и встал намертво. В смотровой щели показалось какое-то движение, быстрое и суматошное. Журов выпрямился, выбил руками люк и безмятежно уставился на улицу, дыша вонючим дымом через маленькую белую палочку. Я помедлил, отложил карту и тоже поднялся.

По пыльной белой дороге вдоль и чуть наискосок бежал тощий паренек с маленьким рюкзачком за плечами. Бежал он, с моей точки зрения, безобразно – ноги ставил вкривь и вкось, никакой цели перед собой не имел, смотрел вперед обезумевшими глазами и весь болтался из стороны в сторону. Завидев «Пыж», он радостно вскрикнул и торопливо заковылял в нашу сторону. Я не сразу понял, от чего он убегает, но потом позади него показались пыльные фонтанчики, взбитые пулями, а потом и сам преследователь, увешанный пулеметными лентами и почти голый. На нем болтались только грязные рваные штаны.

С победным кличем абориген Кремани уронил на руки дуло короткоствольного огнестрела и снова зарядил длинной очередью. Журов на секунду опустил глаза и старательно затушил белую дымную палочку о броню «Пыжа».

– Что ж он со спины?.. – только и успел спросить я.

Для меня было странным такое противостояние – по всем признакам оба участника событий созданы по правилам Аттама, значит, и драться должны лицом к лицу.

Парень с рюкзаком добежал. Выбросил вперед длинные цепкие руки и ухватился за наш борт, но повис на нем мешком. У него из-под лопатки выбилась долгая алая нить, потом угасла, и темное пятно поплыло по выгоревшей майке и лямке рюкзака.

Абориген снова радостно взвыл и боком, опасливо глядя на нас, потащился к своей добыче. Мне его глаза не понравились – в них не было спокойствия, а вместо боевого духа угадывалась яростная и трусливая эмоция.

Совершенно бракованный экземпляр, как на улицу-то выпустили?

Не дойдя до «Пыжа» метра два, экземпляр остановился и сказал хрипло:

– Мне бы обналичить…

Журов глазами указал вниз и поправил свою танкистскую шапочку обеими руками. Опасливо косясь, экземпляр подобрался к еще живому пареньку и нацелился прикладом на его затылок.

Я взялся руками за края люка и спрыгнул ему навстречу.

– Раннинг! – окликнул меня Журов. – Не мешай…

– Помолчи.

Я встал между пареньком, все еще висящим на колючей броне, и его убийцей, здоровенным мужиком, изрисованным полосами машинного масла.

– Отойди, – неуверенно сказал тот. – Я вот. – И показал мне смятый талон, такой же, как и у меня, только с другой фотографией. – Я за ним неделю гонялся!

– Ну все, – сказал я ему. – Видишь, ты победил. Ты сильнее. Чего еще?

Как же плохо я ощущал себя без Квоттербека, который умел договариваться без слов!

– Их надо убивать, Раннинг, – пояснил сверху Журов и почему-то вздохнул. – Тут смысл Игры другой и правила другие, ты пойми, брат.

Он снова вздохнул, тоже вылез из люка и как-то ненавязчиво протиснулся между мной и полосатым.

Полосатый незамедлительно кинулся к окончательно ослабевшему пареньку и с одного удара раскроил ему череп, оставив над ухом длинную черную трещину. Смятый талон он вымочил в выплеснувшейся крови, подтянул свои пулеметные ленты и застыл, нехорошо нас рассматривая.

– Правила тут, – безмятежно объяснял Журов, снова поджигая свою дымную палочку, – желание за жизнь. Жизнь любая и желание любое. Ну, понял? Ты же Игрок… Я должен…

Он не успел договорить, чего он там должен, потому что замасленный мужик вдруг вновь издал вопль, отбросил труп от «Пыжа» и торопливо полез вверх по колючему горячему боку машины.

Будь это биогенная техника, тут бы и закончилась его никчемная жизнь, но полностью механический «Пыж» благодушно ревел двигателем и не сдвинулся с места.

– Куда?! – заорал Журов и кинулся следом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собор
Собор

Яцек Дукай — яркий и самобытный польский писатель-фантаст, активно работающий со второй половины 90-х годов прошлого века. Автор нескольких успешных романов и сборников рассказов, лауреат нескольких премий.Родился в июле 1974 года в Тарнове. Изучал философию в Ягеллонском университете. Первой прочитанной фантастической книгой стало для него «Расследование» Станислава Лема, вдохновившее на собственные пробы пера. Дукай успешно дебютировал в 16 лет рассказом «Złota Galera», включенным затем в несколько антологий, в том числе в англоязычную «The Dedalus Book of Polish Fantasy».Довольно быстро молодой писатель стал известен из-за сложности своих произведений и серьезных тем, поднимаемых в них. Даже короткие рассказы Дукая содержат порой столько идей, сколько иному автору хватило бы на все его книги. В числе наиболее интересующих его вопросов — технологическая сингулярность, нанотехнологии, виртуальная реальность, инопланетная угроза, будущее религии. Обычно жанр, в котором он работает, характеризуют как твердую научную фантастику, но писатель легко привносит в свои работы элементы мистики или фэнтези. Среди его любимых авторов — австралиец Грег Иган. Также книги Дукая должны понравиться тем, кто читает Дэвида Брина.Рассказы и повести автора разнообразны и изобретательны, посвящены теме виртуальной реальности («Irrehaare»), религиозным вопросам («Ziemia Chrystusa», «In partibus infidelium», «Medjugorje»), политике («Sprawa Rudryka Z.», «Serce Mroku»). Оставаясь оригинальным, Дукай опирается иногда на различные культовые или классические вещи — так например мрачную и пессимистичную киберпанковскую новеллу «Szkoła» сам Дукай описывает как смесь «Бегущего по лезвию бритвы», «Цветов для Элджернона» и «Заводного апельсина». «Serce Mroku» содержит аллюзии на Джозефа Конрада. А «Gotyk» — это вольное продолжение пьесы Юлиуша Словацкого.Дебют Дукая в крупной книжной форме состоялся в 1997 году, когда под одной обложкой вышло две повести (иногда причисляемых к небольшим романам) — «Ксаврас Выжрын» и «Пока ночь». Первая из них получила хорошие рецензии и даже произвела определенную шумиху. Это альтернативная история/военная НФ, касающаяся серьезных философских аспектов войны, и показывающая тонкую грань между терроризмом и борьбой за свободу. Действие книги происходит в мире, где в Советско-польской войне когда-то победил СССР.В романе «Perfekcyjna niedoskonałość» астронавт, вернувшийся через восемь столетий на Землю, застает пост-технологический мир и попадает в межгалактические ловушки и интриги. Еще один роман «Czarne oceany» и повесть «Extensa» — посвящены теме непосредственного развития пост-сингулярного общества.О популярности Яцека Дукая говорит факт, что его последний роман, еще одна лихо закрученная альтернативная история — «Лёд», стал в Польше беспрецедентным издательским успехом 2007 года. Книга была продана тиражом в 7000 экземпляров на протяжении двух недель.Яцек Дукай также является автором многочисленных рецензий (преимущественно в изданиях «Nowa Fantastyka», «SFinks» и «Tygodnik Powszechny») на книги таких авторов как Питер Бигл, Джин Вулф, Тим Пауэрс, Нил Гейман, Чайна Мьевиль, Нил Стивенсон, Клайв Баркер, Грег Иган, Ким Стенли Робинсон, Кэрол Берг, а также польских авторов — Сапковского, Лема, Колодзейчака, Феликса Креса. Писал он и кинорецензии — для издания «Science Fiction». Среди своих любимых фильмов Дукай называет «Донни Дарко», «Вечное сияние чистого разума», «Гаттаку», «Пи» и «Быть Джоном Малковичем».Яцек Дукай 12 раз номинировался на премию Януша Зайделя, и 5 раз становился ее лауреатом — в 2000 году за рассказ «Katedra», компьютерная анимация Томека Багинского по которому была номинирована в 2003 году на Оскар, и за романы — в 2001 году за «Czarne oceany», в 2003 за «Inne pieśni», в 2004 за «Perfekcyjna niedoskonałość», и в 2007 за «Lód».Его произведения переводились на английский, немецкий, чешский, венгерский, русский и другие языки.В настоящее время писатель работает над несколькими крупными произведениями, романами или длинными повестями, в числе которых новые амбициозные и богатые на фантазию тексты «Fabula», «Rekursja», «Stroiciel luster». В числе отложенных или заброшенных проектов объявлявшихся ранее — книги «Baśń», «Interversum», «Afryka», и возможные продолжения романа «Perfekcyjna niedoskonałość».(Неофициальное электронное издание).

Горохов Леонидович Александр , Ирина Измайлова , Нельсон ДеМилль , Роман Злотников , Яцек Дукай

Фантастика / Научная Фантастика / Фэнтези / Проза / Историческая проза