Солнце в рюкзаке

– Понеслась, – мрачно сказал Андрей. – Какая разница – врет он или нет? Нас запаковали.

Анечка тряхнула блестящей челкой.

– Правильно, – сказала она. – Основное Правило пересматривают по инерции – остатки серий того времени остались только в запасниках… И размораживать их никто уже не будет.

– Да, – согласился Андрей. – Только… если его Квоттербек действительно генетически являлся Раннингом, то это значит – они могли развиваться и выходить за свои рамки. Это человеческая черта, Аня. Хочешь поспорить?

– Потом, – ответила она и показала кончик розового языка.

– Эба, – назидательно сказал Фред, – прекратите… на рабочем месте.

– А еще это значит, что мы должны прекратить допрос и дать ему умереть.

– Нет, – запротестовал лингвист, – материала мало. Основное Правило остается прежним… без паники, доктор, такое открытие могло быть решающим двести пятьдесят-триста лет назад, а сейчас – леди права, – последние серии давно уже просто исполнители.

– Откуда вы знаете, что у них творится в голове? – вдруг задумчиво сказал Фред и всей пятерней почесал жесткую короткую бороду.

– Фу, – сказала Анечка. – Что будет, если Костюченко узнает… он и так как акула вокруг лаборатории вьется. Психологию Игроков сочиняет.

– Категория «А-12», – напомнил Фред и посмотрел на замершего в колбе Раннинга.

Тот, мученически вывернув руки, висел в плотных пластах синеватой жидкости и смотрел вниз осмысленными ясными глазами.

– Бедный, – снова сказала Анечка. Раннинг перевел взгляд, и она вдруг отступила, уронив свой стаканчик. Темные кофейные брызги ударились в белоснежную ткань халата.

– Начали! – выкрикнул Андрей, зафиксировав улучшение.

Анечка молчала, растерянно разглядывая халат. Лингвист тоже молчал. Фред ожесточенно чесал бороду и делал вид, что занят этим безмерно.

Оставался только Андрей.

– Раннинг, – сказал он. – Можешь рассказывать дальше или сменим фазы?

– Ты с ума сошел, – вполголоса пробормотал Фред.

– Могу дальше, – помолчав, ответил Раннинг.

– Выкинут тебя отсюда, Андрей… Мозги в хлорке прополоскают и выкинут…

– Не останавливайте меня больше, – попросил Раннинг. – Это почти конец.

Он меня не убил. Мы вместе хоронили Лайнмена. Саперными лопатками, добытыми в «Пыже», копали яму, похожую на ту, куда по вечерам закатывали наше Солнце, только прямоугольную.

Я рассказал Квоттербеку, как все произошло, и он только плечами пожал.

– Хорошо получилось.

– Хорошо?

– Да. Он семь лет заявки подавал – иногда проходил, но Квоттербеки отклоняли на первой линии. Какой-то дурак протащил его, раненого, через переход. Переход зафиксировал ранение, и Лайнмена дисквалифицировали. Оставили в Храме – он там оборудование таскать помогал.

Я представил Лайна в роли носильщика. Картина получилась отвратительной. Вспомнилась и кошка – Искра, он сказал… Аттам, сильный, умелый Лайн – семь лет в команде с маленьким зверьком.

– Он не дошел бы до конца, – сказал Квоттербек, ровняя стену ямы острием лопатки короткими заученными движениями. – Четвертая линия – предел.

– Зачем ты тогда его взял? – ляпнул я.

Квоттербек посмотрел искоса. Я вспомнил собственную тайну, отданную ему на первой линии, вспомнил Тайта с его экспериментальным геномом и прикусил язык.

Потом я узнал, что Лайн два года гонялся за Матчами, в которых участвовал наш Квоттербек. Это был его единственный шанс попасть на поле, и с выбором он не ошибся.

– Ничего хорошего все-таки, – сказал я. – Он мог бы и дальше ходить с тобой.

– Мог бы, – безмятежно ответил Квоттербек и вдруг улыбнулся.

Улыбался он одними губами, а в глазах было что-то… вроде затвердевшей кровавой корки, которую приходится взламывать ножом, чтобы рана не задохнулась.

Мы втащили Лайна в яму – Квоттербек принял его снизу и уложил на спину. Снял с его головы куртку, посмотрел и провел ладонью по выцветшему лицу.

– Нет… – тихо сказал он. – Слишком поздно.

Я не понял, о чем он, но спрашивать не стал.

Мы засыпали Лайна мелким бежевым песком, сгребли над ним холмик, который вскоре обязательно разметало бы ветром, и сели рядом, глядя на догорающий приемный пункт Кремани.

– А теперь работа над ошибками, – сказал Квоттербек. – По пунктам. Первое: если хочешь оглушить противника, бей не по ногам, а по голове. Второе: выполнять чужие правила – глупость. Идти на поводу у тех, о ком не знаешь ничего и ничего не знаешь об их настоящих целях, – идиотизм крайней степени. Если ты не можешь этого понять, то…

Возникло странное ощущение, что не Кремань причина его рассуждений. Слишком гладко и уверенно ложились эти слова, словно сотни раз обдуманные.

– Если ты не можешь этого понять, то закончишь вот так, – и он кивнул на холмик, а потом устало потер ладонью нахмуренный лоб. – Я спрашивал тебя недавно – что ты знаешь кроме правил? Что ты знаешь, Раннинг?

– Не знаю, – ответил я, разглядывая влажный ожог с густо налипшим на него песком. – А при чем тут бить… противника по голове?

– При том, что вместо того, чтобы метаться по подворотням, нужно было искать центр.

– Дворец, – догадался я.

– Пять баллов за догадку, труп за опоздание.

– Лайнмен тоже не догадался.