— У моих сыновей есть то, что есть далеко не у каждого: свой светлый ум и свой крепкий дух. Я дал им воспитание и образование, у них есть большие амбиции и была очень сложная и серьезная работа, где они защищали, оберегали и спасали кого-то вроде вас в том числе. — Краткая пауза и тон мужского голоса понижается, в нем отчетливым лязгом отзвуки холодящего металла. Полосующего, — у моего несправедливо осужденного старшего сына есть семья, у него есть маленькая дочь, у него есть друзья. Он мужчина, он человек чести и совести, всегда был им, ровно так же, как и мой младший сын. — Еще более длительная пауза, делающая слова весомыми в сгущающейся тиши, которую разрубал дамасской сталью вкрадчивый голос, — я горжусь своими сыновьями и глядя на них, я уверен, что никогда не перестану этого чувствовать. Очень хочется, чтобы каждый отец познал это. Моего старшего сына оболгали, позор несли ему, но опозорились сами. — Вновь перерыв. На сглатывание. При твердо сжатой челюсти и полыхнувших ночью темных глазах, напитывающихся отрезвляющим наставлением, почти напутствием, когда он отчетливо проговаривал предупреждение, — не марайтесь в этой грязи, потому что вы принесете ее домой, в семью, к своим детям. Эта принесенная вами грязь сделает их бессовестными, злыми и несчастными людьми, и чем вам гордиться? Беспринципностью и подлостью, помогающей заработать вам, и неважно, что это уродует ваших детей и калечит других людей, да, молодой человек? Ведь главное, чтобы твои дети были сыты, а то что вырастут такие же позорящие фамилию и родителей уроды, как и ты сам, это не так важно? Ваша правда такая? — Вопрос-выстрел. На поражение, под полосующим, расщепляющим на атомы взглядом карих глаз, которые полностью наследовал Арслан, и не в идентичности цвета, но точно способностью отражать разрубающую оппонента эмоцию Стас. Сейчас сжавший челюсть, когда его отец разделывал слегка бледного журналиста, потроша его словами, интонацией, правдой: — мои сыновья занимались правым делом, чем нажили себе много врагов, которые их ненавидят и боятся, но даже они не называют их наркоманами. Я отец достойных мужчин и порядочных людей, которые, возможно, не раз спасали вашу семью и вас, сейчас обозвавшего моего сына наркоманом. Ради моей реакции и просмотров вашего репортажа. Что ж, поздравляю, вы своего добились — просмотры будут. Только через порог своего дома мы с вами сегодня шагнем с разными ощущениями, потому что я люблю своих детей и никогда не позволял и не позволю себе вести себя как шакал, показывая им, что это норма. Задумайтесь, молодой человек.
— Настя, — Стас негромко, но требовательно позвал сдавленно всхлипнувшую Настю, глядящую на журналиста в безмолвном, но ударяющим наотмашь презрении и только разомкнувшей губы, чтобы что-то добавить несмотря на явно упреждающие от этого, но вновь неслышимые слова от все еще очень бледной матери, утирающей мелко дрожащими пальцами дорожки слез, пробежавших из глаз, скрытых очками. Настя не сказала ни слова, молча шагнула под приподнятую руку Стаса и выстраивала шаг под него, покровительственно приобнявшего ее плечо, и таранящего дорогу вперед без эмоций твердым, — дайте пройти.
Его отец несколько мгновений помедлил, не отводя пристального взгляда от журналиста и лишь затем проследовал этакой расстелившейся среди людей тропой за сыном, дожидающимся, когда в салон автомобиля сядет его мать и жена брата, чтобы закрыть за ними дверь. И сесть за руль, тронув машину, после того как отец опустился в кресло рядом с ним.
Был в этом особого сорта крышеснос. Особого, весьма особого. Такого, от которого мыслями удалось отвлечься не сразу, но когда все же получилось, меня ждало разочарование, ибо больше ничего имеющего важность, я не нашла. Профили в «фейсбуке», да и вообще все личные страницы и компании и их самих, были удалены, когда «ТиЭйч» подала на банкротство. Так же как и инста Насти, а ее профили в других сетях вообще никакой информационной ценности не имели.
Я предполагала, что их, Стаса и Арслана, скорее всего, просто дожали. Они оба не слишком питали симпатии к власти, критиковали ее и были недовольны тупостью, не дающей им развиваться. Я предполагала, что в момент, когда, Стас решил расти не вширь зарубеж, а ввысь открыв вторую фирму, ему, видимо, и прилетело. С учетом того, что он называл совещания в министерствах Мордоровским детсадиком, а присутствующих на нем параноящими самодурами, прилетело ему с верхов, только этим объяснялась такая упорная посадка Арслана.
У Арслана было два высших, и первое, законченное так же с отличием, касалось финансов и кредитов, это навело меня на определенного рода мысли.
Банкротство юрлица, это чаще всего просто вывод активов, и выводили их люди, которые прекрасно ориентируются в финансах, ибо ни на одном этапе никто так и не смог доказать, что банкротство фиктивно. Они отдали лабораторию, чтобы возместить кредитные деньги и продолжить выводить свои.