Солонго. Тайна пропавшей экспедиции

Мама в кровь рассекла локти. Не замечая этого, опять встала. На полусогнутых ногах, закрывая руками голову, побежала.

Ещё выстрел.

Стреляли издалека, с одной из соседних сопок.

— Мы в ловушке, — простонал профессор.

Прятаться было негде. По каменной осыпи далеко не убежишь — только подставишься под ружьё того, кто сейчас выцеливает их с востока.

— Что там такое? — спросил Сергей Николаевич изменившимся высоким голосом.

— Нагибины! — плача, крикнула ему жена.

— Тут главное — не торопиться…

— Бежим! — Артём вскочил.

— Куда?

— В пещеру!

— Нет! — Марина Викторовна ухватила его за брюки.

— Другого шанса не будет.

Выстрел. Земля взбугрилась совсем рядом.

— Ну же! — сдавленно прошептал юноша.

— Нельзя-нельзя-нельзя, — затараторил Тюрин. — Уже два часа прошло! Может, больше. Нельзя!

— Мы должны рискнуть. Или нас тут всех поубивают!

— Тёма прав, — неожиданно промолвил папа.

Мутная пелена растерянности сошла с его глаз. Сергей Николаевич, чуть покачиваясь, привстал. По его сжатым челюстям было видно, что он старается взять себя в руки, вылупляется из самого себя, выколупливается, выщербливается, только бы вернуть ясность мыслям.

— Бежим, — в последний раз выдохнул Артём. И в самом деле побежал.

Выстрелов больше не было. Вероятно, скальные выступы прикрыли беглецов. Или стрелявший понял, что с такого расстояния только растратит патроны.

Юноша пронёсся по каменной кромке озера. Запрыгнул на первый уровень каскада и чуть не поскользнулся. Дальше двигался чуть медленнее. Коротко оглянулся. Все бежали за ним. Впереди — Сергей Николаевич. За ним — Тюрин. Последней — мама.

Артём поднялся до проёма. Опять почувствовал этот странный свежий запах. Будто заглянул в пасть скального гиганта и ощутил его влажное дыхание. Упёрся руками в нёбо отверстия. Оглянулся и увидел, что на дальнем конце поляны, у водораздела стоит Фёдор Кузьмич. Стоит неподвижно. Смотрит. Коричневая энцефалитка. Нашлёпка чёрной матерчатой шапки на бритой макушке.

Рядом появился Юра. Огляделся. Заметил Артёма и тут же вскинул ружьё. Егерь не позволил ему выстрелить — уверенным движением руки опустил ствол.

— Ну что там? — крикнул снизу папа. Он уже был рядом.

Артём больше не оглядывался. Уверенными рывками полез вперёд. Наугад выхватывал щербатые уступы, ставил на них ноги. Темнота с каждым шагом усиливалась. Артём испугался, что пещера изменит направление, круто пойдёт вверх. И он сорвётся. С криком полетит вниз, попутно сбивая папу, профессора, маму. Все они вылетят назад, к озеру. Разобьются о выступы каскада. И последним, что они увидят, будет разочарованная ухмылка Фёдора Кузьмича. Но подъём оставался пологим. На лесенках всё чаще встречались глубокие щели с окатанными краями — цепляться за них можно было, не опасаясь поранить руку.

Когда Артём обернулся в следующий раз, снизу уже не было видно света. Юноша был зажат в холодном, непроглядном мраке. В гулкой тишине слышалось, как пыхтит Тюрин, как плачет и постанывает мама, как сопит от волнения папа. И как где-то высоко над головой угрожающе гудит перекрытый напор воды.

Глава девятая

— Знаешь, Артём, тут не бывает плохих или хороших людей, тех, кто может или не может, хочет или не хочет. Здесь люди становятся проще и делятся на тех, кто делает, и тех, кто не делает.

— Знаю, дедушка.

— В Саянах у тебя лишь два варианта. Идти дальше. Несмотря ни на что. Вопреки всему. Или лечь и умереть.

— Нет, дедушка. В городе всё так же, просто об этом успеваешь забыть. Там те же горы, только поднимаешься в них очень долго, всю жизнь. Да и не всегда понятно, нужно ли вообще карабкаться на свою вершину.

— Что за вопрос? Ведь мы для того и родились, чтобы идти наверх, цепляться руками за выступы скал, падать, подниматься и снова идти. Сквозь туман, ничего не различая вокруг. Только смутно улавливая лица людей, которые идут рядом с тобой.

— И что же будет потом?

— Ты заберёшься на вершину. Или умрёшь.

— А дальше?

— Будешь спускаться.

— И всё равно умрёшь.

— Да. Но будешь счастлив.

— Разве в этом лабиринте страха и боли можно быть счастливым?

— Счастлив тот, кто все годы шёл к своей вершине — самой высокой, самой могучей из тех, что он видел. Счастлив тот, кто достиг своей вершины и оставшиеся годы с неё спускался.

— «Шёл», «видел», «спускался» — это и есть счастье?

— Счастье — это всегда память. Воспоминание о вершине, о тысяче вершин, которые ты когда-то покорил. Истинное счастье, всеобъемлющее, растворяющее тебя, окончательное, — это тот последний миг, когда ты оборачиваешься, чтобы взглянуть назад. Не видишь ни плохого, ни хорошего. Не помнишь ни того, что хотел, ни того, что мог.

— Видишь и помнишь только то, что сделал или не сделал.

— Именно так! Отдай жизнь своей единственной, главной горе. Ради этого момента — последнего великого счастья.

— Так я и сделаю… — простонал Артём, поднимаясь по ступенькам расщелины.