Вместе с Мартой Стоун мы направились в прачечную. Если я боялась вновь наткнуться на затаившуюся парочку, то напрасно. В помещениях было тихо и пусто. Вскоре мое платье выглядело как новенькое, а мои уши уморились, выстрадав целую лавину рассказов о проделках и шалостях непоседливого Леми Стоуна.
Наконец, около четырех часов я покинула Китчестер, уверенная, что в эту ночь меня ждут только ярмарочные потехи и забавы…
Однако настроение у меня было отнюдь не праздничным. Подслушанный разговор вызывал настолько противоречивые мысли, что мозг, переполненный ими, грозил взорваться.
Кто бы мог подумать, что душка Жаннин обзаведется любовником — да еще таким! Разумеется, бывшая театральная дива, как она себя непритязательно величала, в дни молодости была избалована мужским преклонением. Живя в глуши, она томилась и иссыхала без целебного, жизненно необходимого, как воздух, любовного эликсира. А что подстегнуло к разврату мистера Уолтера, оставалось для меня под покровом тайны. Видимо, заоблачные высоты, куда он каждую минуту устремлялся в поисках ускользающей рифмы, стали недосягаемы для его поэтического дара. Поэтому отвергнутому небесами рифмоплету пришлось искать свою несравненную музу на земле, довольствуясь тем, что попалось под руку.
Всю дорогу я ломала голову, что означало для меня это случайное открытие? Кто они обычные любовники или же убийцы? В ту ночь среди толкавшихся возле меня людей, я видела их обоих. Для Уолтера было немыслимым — обеспокоиться какой-то непонятной суматохой, посреди ночи встать с постели и куда-то бежать, чтобы узнать, что стряслось. Если только…он уже был на ногах, и ему в срочном порядке нужно было алиби. Почему, Жаннин так нервничала из-за моих слов, что ее не было в комнате? Только ли свидание было в ту ночь у них? Возможно, они вдвоем придумали чудовищный план, как избавиться от меня. А теперь бояться, что я могу обо всем догадаться. Или же любовников так страшит разоблачение их порочной связи?
Вопросы! Опять одни вопросы и не крупицы света в темноте.
Сильвер-Белл встретил меня грандиозным светопреставлением. Еще с порога я услышала громоподобный тетушкин крик, предвещавший кровожадную расправу:
— Финифе-е-ет!!!
Как только я вошла в холл, передо мной предстала разъяренная тетушка, варварски размахивавшая зеленой велюровой шляпой с черным бантом, сидевшим в ворохе экзотических перьев ярко-лимонного цвета. Как позже выяснилось, перья эти были самые обыкновенные — петушиные да лебяжьи, а "экзотический" вид приобрели благодаря трудоемким манипуляциям с пинцетом и краской. Тетя, превратив старую шляпу в последний образчик моды, была несказанно довольна своим трудом и собиралась на празднике дефилировать в "обновке". Финифет же, не посчитавшись с этими авантюрными планами, то ли по неосторожности, то ли из мстительного умысла, разместила в образчике моды выводок утят, которым, по ее мнению, августовская сырость на улице могла значительно навредить. Теперь же значительно навредить собиралась тетя Гризельда и вовсе не утятам, к каким она питала простительную слабость.
Трясясь за собственную шкуру, перепуганная экономка не нашла ничего лучшего, как укрыться от лиходейки-хозяйки в чулане, забаррикадировав хлипкую дверцу бочкой с мукой и бадьёй картофеля.
Стараясь унять разбушевавшийся пожар тетушкиного гнева, уже готовый бесчеловечно обрушиться не только на притихшую в чулане экономку, но и на весь белый свет, я с горем пополам дождалась Сибил, которая уже с утра трудилась на церковном дворе, а затем помогала раздавать угощение и чай в ярмарочном шатре.
Честно признаюсь, иногда я испытывала неподдельные муки совести из-за своего безделья. Раньше я часто помогала тетушке в комитетских делах и выполняла множество поручений во время ярмарок и благотворительных базаров. Теперь же этим занималась Сибил, трудясь как пчелка, и испытывая радость, от осознания собственной полезности.
С ангельским терпением и героической выдержкой Сибил убедила тетю отложить кровавую расправу над злостным вредителем на неопределенный срок. А Финифет, стоявшую на полпути к обмороку, смогла вразумить, что за дверцей чулана несчастную жертву вовсе не подстерегает смертельная опасность.
Только когда спустились сумерки, в Сильвер-Белле наступило хрупкое перемирие. Мы сели за стол пить чай. Закадычные подруги заняли места на противоположных концах стола, отделившись друг от друга двухъярусной фруктницей, наполненной апельсинами и садовыми золотистыми яблоками, лежавшими в веточках черной и красной бузины.
И хотя тетя все еще косо поглядывала на опальную Фини, желание обоих разузнать о моей жизни в замке вынудило их действовать общими усилиями. После хитрых недомолвок и намеков я торжественно поведала им о намечавшемся в мою честь званом вечере в Китчестере. И с нескрываемым удовольствием следила, в какой шок повергла всех эта новость. Придя в себя, тетя Гризельда с большим рвением начала обсуждать те благоприятные для меня последствия, которые неминуемы после такого "полновесного" шага со стороны графа Китчестера.