Соловей-Разбойник

Федор Петрович. А вот здесь я с вами не соглашусь – раз уж выбрали мазу в «богоносцах» ходить, прицепом скитание. Как у братвы Моисеевой. А кто базу подготовит? А?!

Севастьян. Я так глубоко не погружался. Меня от этих… (вопросительно смотрит на Приму) деревянных с точками…

Прима. Березок.

Севастьян. Во – березок, по самое «милости просим» трогает.

Федор Петрович. Уважаю вашу позицию, она чиста, как эта минеральная вода. (Тыкает холеным пальцем в стоящую перед Соловьем зеленую бутылку «Эвиан».) Значит?..

Севастьян. При всем моем уважении.

Федор Петрович (как-то совсем уж по-отечески). Так кто же ты, Соловушка?

Севастьян. Хрен его знает, но я умею играть в маджонга.

Зиночка тявкает.

(Наклоняясь к собачке

.) А ты молчи, иначе пристрелю как собаку.

Федор Петрович (мечтательно откинувшись в кресле). Может быть, это оно и есть?!

Севастьян. Что это?

Федор Петрович (с мягким пафосом). Грядущее! Третий Рим! Без всякой на то причины. Нельзя победить того, кого нет. Кому не нужны (кивает своей спутнице)…

Агния Николаевна (перечисляет на память). Двадцать один миллиард на сорока семи банковских счетах, триста пятьдесят боевых единиц, одиннадцать баз переподготовки, семь машиностроительных заводов, двадцать одна кокаиновая плантация с персоналом, восемнадцать самолетов, два боевых, и еще девяносто пунктов.

Севастьян (кивая с пониманием). Не нужны. Ну а как в целом международная ситуация?

Федор Петрович. Худо. Америкосы везде революции проплатили. Временщину насаждают. Рвутся к мировому господству. Скоро здесь будут.

Севастьян. Милости просим, люберецкий карьер без дела стоит.

Федор Петрович

(расстроенно). Как жаль! Как жаль! То, что нужно, и – увы!

Севастьян. Не мучайте себя. Обойдется.

Федор Петрович (устало). Нет, это конец. Пришла пора нового, апокалипсического мышления. Век индиго. (Севастьяну.) Что вы сейчас читаете?

Севастьян. Уэльбека.

Федор Петрович. Вот видите – ярчайший представитель индиго в литературе.

Прима. Зато как французик про любовь умеет…

Агния Николаевна (презрительно хмыкнув). Что может понимать в любви тридцатипятилетняя ссыкуха, подросток?! Вот Норфолк – сила!

Федор Петрович (с укоризной глядя на своего заместителя). Агния, фи! Как с цепи сорвалась. (Объясняя присутствующим

.) Извините. Недавно овдовела. По своей воле. Ну, нам пора. Меня в Кремле ждут. Орденом «За заслуги перед Отечеством» награждать будут. Правда, под другой фамилией. Агнюша, как моя фамилия?

Агния Николаевна. Симонов.

Федор Петрович (поднимаясь со стула). Да-с! Симонов. Орденоносец Симонов. Прелестно! (Опять обращаясь к заместителю.) А настоящая?

Агния Николаевна. Какая из них?

Федор Петрович. Какая, какая?! Настоящая!

Агния Николаевна. Федор Петрович, на момент нашей встречи в тридцать седьмом году вас звали Петей Яцкиным.

Федор Петрович. Забавно. Может быть, я был еврей?

Агния Николаевна. Нет, евреем вы не были, во всяком случае, не было никаких осязаемых улик.

Федор Петрович. Значит, я мог быть гагаузом. Ведь я не мог быть пуэрториканцем. (Соловью и Приме.) Прощайте, молодые люди.

Придерживаемый Агнией Николаевной под локоть, Федор Петрович выбирается из ресторана и хромает к ожидающему его лимузину.

Соловей

(глядя им в след, на латыни). Так проходит земная слава*. (*Sic transit gloria mundi)

Прима. Просто королева!

Соловей. Тебя не смутило, что «королева» назвала тебя ссыкухой?

Прима (умилительно склонив ему голову на плечо). Не смутило. Ей виднее. Она такая умная!

Соловей. Женщина – это задача со всеми неизвестными и пятью правильными вариантами ответа. Так все-таки ответьте мне, Изабелла Юрьевна, – почему вы меня не любите? Почему замуж не идете?

Прима. Люблю, больше жизни люблю, но…

Соловей. Но?..

Прима. Недостойна я вас! Я не девица.

Соловей. Какое это имеет значение?

Прима. Для вас, может быть, и никакого, а для меня – решающее. Конец базару!

Соловей (огорченно примирительно). Конец так конец! Вас подвезти?

Прима. Не надо. Мне на водородные коктейли еще, а вечером кузина ждет.