Соловьи

— Из послания к ефесиянам, глава шестая, стих одиннадцатый и двенадцатый, — охотно отвечал сухой, жилистый и коренастый Дудко́, от которого пахло давно не мытой одеждой и телом.

— Это что за послание такое?

— Библия, товарищ начальник, — охотно отвечал Дудко́, — столешница, хундамент, на которых уже тысячелетие держится жизнь верующих и заблуждающихся.

Он отвечал сдержанно, но весело, с улыбкой, не глядя на собеседника, а отводя взор или глядя поверх его. Но чтобы уронить достоинство, степенность свою, — нет, этого у Дудко́ не было. Он рассказал Павлу Матвеичу, и так, что тому стало все это очень интересным, как его секта не признает водного крещения, а признает крещение «духом», потому что де так «апостол Петр, рыбак из Галилеи, крестился», когда за Христом пошел, почему его секта и не приемлет оружия и не признает воинской присяги, и подтвердил это свое «почему» цитатой «из Писания», которая гласила: «Блажен муж, который не идет на совет нечестивых, и не стоит на пути грешных, и не сидит на собрании развратителей».

— Все, что не слово божие, не дух его, — все разврат и нечестие, — закончил ответ, почти ликуя, радый, что его слушает внимательно начальство, плешивый, но еще не старый Дудко́.

— А это откуда цитатка? — спросил его с безразличным видом Павел Матвеич.

— Оттуда же, из Писания, — отвечал ликующий в душе Дудко́. — Из древней книги хвалений, первый псалом Давида.

— И трястись, и головой о стенку биться, и нести черт те что на «иностранных» языках — это тоже все из Писания?

— Из него, — отвечал все с тем же видом радующегося бесноватого пятидесятник, — все по Писанию. Когда дух святой сойдет на тебя, ведомо ли тебе, на каком языке ты его услышишь и на каком ответишь? — смиренно и торжествуя заявил он.

— Ну ладно, собирайся, поедем, — ответил на это Павел Матвеич, пораженный тем, что открыл для себя какой-то новый, еще ему неизвестный мир, которого до сих пор не касался и почти ничего не знал о нем.

Взял он фанатика уже тогда, когда было приказано из области отослать Дудко́ в город, и тогда, когда узнал, что изуверская секта эта, служителем которой был Дудко́, являлась сектой запрещенной и пребывала везде нелегально. Дудко́ ничуть не был удивлен оборотом дела. Он возликовал, запрыгал, воздевая руки к небу, закричал какие-то слова моления, весь, ликующий, трясся, и Павлу Матвеичу немало пришлось подождать, покуда он кончит бесноваться. А потом Дудко́ оделся, вышел весело на крыльцо из дома, в котором снимал уголок, спросил:

— Как — пешком, подводой?

Увез его Павел Матвеич на прокурорском «козлике», вез их молчаливый, но всю дорогу улыбавшийся Игошин, и в Суходоле опять все стало тихо.

Из таких вот поездок Павел Матвеич возвращался всегда с чудинкой. Не грели его такие дела, как-то заниматься ими не хотелось. И ему теперь казалось, что лучше было бы, если бы Баблоев его отсюда к себе забрал. «И лучше всего, — решил он, покуда вяло и несмело, — если я начну готовиться к переселению, ну, хотя бы в облцентр. Ждать и внутренне готовиться».

Однако внутренне он чувствовал себя до некоторой степени неловко. «Как-то все-таки нехорошо, — думал он, — оставлять работу там, где я нужен. Хоть и малый, а пост, и стоять на нем нужно. Впрочем, а если все естественно пойдет на отъезд, то что же — зевать? Нет, зевать не буду. Но на сейчас лучше всего, если я в агрономию вникать буду, в практику колхозных дел. Возможно, все это пригодится. И ждать!»

На этом он и остановился. А остановившись на этом, он решил — и как член бюро райкома, и как должностной человек — не проходить все-таки мимо того, что делается в районе, а вникать и в повседневные дела. «Это я нехорошо делал, что мало вникал в районную текучку, пожалуй, скажут еще, что мое партийное лицо не выявлено».

И с этого дня он углубился в дела районной жизни. Куда ни поедет, где ни побывает, а уж кому-нибудь да что-нибудь привезет.

Однажды побывал в «Родине» и прямо с дороги явился Павел Матвеич к Андрею Андреичу Сазонову да в упор и спросил его:

— Как это у тебя получилось, что ты два раза зачислил сорок свиней в мясопоставку? У Година по плану перевыполнение будет, а фактически?

— Это каких сорок свиней? — настороженно спросил Андрей Андреич.

— Как каких? — прищуриваясь, отвечал Павел Матвеич. — А тех, что Звонцов по плану «Родине» передал.

— Ну и что же? — испытующе отвечал Сазонов.

А Павел Матвеич ему:

— Как что же? Ведь это же обман государства. С твоего разрешения их Доброву передали? Годин зачислил их в план выполнения? Зачислил. А ты Доброву разрешил сдать их Живсырью. Теперь они второй раз у Година в отчете. Выходит, что поголовье у нас растет, а на самом деле топчемся на месте. Ведь получается-то у нас уже не сорок, а восемьдесят?!

— Не знаю, надо проверить, — сказал Андрей Андреич смущенно.

Головачев не ответил.