Сон о Кабуле

Здесь же, на этом стуле, сидел вчера Малек, как две капли воды похожий на этого мусульманина. Крестьянин, сменивший кетмень на винтовку. Их, столь похожих, рассекла революция. Отодвинула одного от другого на длину винтовочного выстрела. Но закон разделения оставался неясен, нес элемент случайности, не поддавался аналитической выкладке.

– Сейчас приведут человека, – сказал Надир, – который направлялся в Кабул. Он, видимо, из тех агентов, которые проникают в круги молодежи, интеллигенции, подбивают их к саботажу. Это крупная птица, бывший преподаватель Кабульского университета. Имеет много связей в столице.

Ввели высокого молодого мужчину в каракулевой шапочке над смуглым широким лбом, в раздуваемых при ходьбе шароварах. Лицо, небритое и осунувшееся, было умным и нервным. Он сел чуть небрежно, словно собирался закинуть ногу на ногу, невольным движением глаз и пальцев отыскивая сигарету. Замер, удерживаясь на неуловимой грани свободы и подчинения. Поднял на Белосельцева глаза. Белосельцев вновь, сосредотачиваясь, зрачками в зрачки, стремился войти в контакт.

– Простите, как ваше имя?

– Хамид Мухаммад, – ответил тот приятным бархатно-свежим голосом, не отводя от Белосельцева больших миндалевидных глаз, в которых что-то тихо и неясно мерцало.

– Вы член Исламской партии?

– Нет, я беспартийный. Но я сторонник исламской политики.

– Вы видите будущий Афганистан исламской республикой?

– Это неизбежно. Можно как угодно бороться с исламской революцией, но она непобедима, ибо в ней предначертания пророка. Иран тому примером. Можно присылать сюда танки, посыпать Афганистан бомбами и напалмом, но воля пророка в том, чтобы в исламских странах была исламская власть. Принципы ислама шире, чем индивидуальные или партийные убеждения. Это национальные афганские принципы. Тот, кто их не разделяет, просто не афганец. – Он говорил спокойно, твердо, сразу же установив между собой и Белосельцевым преграду, за которую не пускал.

– Вы хотите сказать, что ислам – универсальная платформа, которая должна объединить все антиправительственные силы? В этом, насколько я понимаю, основная проблема разрозненной, ссорящейся, этнически пестрой оппозиции?

Надир внимательно слушал их разговор. Было видно, что он удивлен осведомленностью Белосельцева, явившегося издалека с подготовленным знанием, помогающим разбираться в хитросплетениях местной борьбы.

– Да, разрозненность – это наша проблема, – ответил пленный. – И мы с нею справимся. Разобщенные группировки и партии начинают находить понимание на исламской основе. В этом помогает фактор нашествия. Мы боремся с марксистским вторжением, и в этом нам помогает весь исламский мир.

– Мне говорили о ваших целях в Кабуле. На кого вы рассчитываете? На обитателей Старого города, к которым власть впервые пришла не с кнутом, а с хлебом?

– В Старом городе живут хазарейцы. Для них нет новой власти. Для них есть извечная власть, которая извечно их угнетает. Их угнетал Захи-ир Шах, угнетал Дауд, вырезали Тараки и Амин. Они ненавидят власть, загнавшую их много веков назад в собачьи норы. Мы придем к ним без хлеба и скажем одну только фразу: «Аллах акбар!» И они пойдут на пулеметы и пушки. Мы пойдем к их детям, что пускают бумажных змей над горой Ширдарваз, и скажем ту же фразу, которую они выучили с колыбели в своих гнилых и вонючих дырах. И они с рогатками и бумажными змеями пойдут на вертолеты и танки.

– Но ведь будет кровь!

– Афганцы привыкли к крови.

– Вы гуманитарий, преподаватель университета, оправдываете подобные средства?

– Все средства хороши, если они служат свержению марксистского режима в Кабуле.

– Вам ничего не говорит имя Дженсон Ли?

– Как вы сказали?

– Дженсон Ли.

– Я не знаю такого.

Белосельцев чувствовал, преграда неодолима.

– Я слышал, правительство готовит проект амнистии. Если вам даруют свободу, как вы ею воспользуетесь?

– Буду с вами бороться.

Его уводили конвойные, и Белосельцеву показалось, что он заметил едва различимую торжествующую улыбку на лице афганца.

Привели последнего, третьего. Он был лыс, с голым, полированным черепом, на котором оттопыривались хрящевидные уши и розовели набрякшие бычьи белки. Под выпуклым носом и вывороченными влажными губами тяжелым варом висела борода. Жилистая шея переходила в полуобнаженные мускулистые плечи. Сильные пальцы комкали, теребили маленькие льдистые четки.

– Али, я говорил тебе, что ты попадешь в мой капкан! – Надир улыбался, обходил стул, на который уселся пленник, осматривал его складчатый затылок, словно любовался добычей. – Кусочек подали, и ты схватил и попался. А все говорили, что у Насима хитрый начальник штаба. Что сам Хекматиар пригласил в Пешавар Али и подарил автомат. Где теперь твой автомат? Валяется во дворе и его обнюхивает собака!

Было видно, что Надир старается больно задеть задержанного. Что между ними существует давнишняя вражда и соперничество. Что сейчас наступает конец этому соперничеству, и Надир торжествует победу.

Пленник молчал, теребил стеклянные шарики четок, выпучивал розовые белки.