Сон-трава. Истории, которые оживают

В ту ночь выпало моё дежурство. Вечером я совершил обход вместе с дежурным врачом больницы и вернулся в своё отделение. Медсёстры выполнили назначения и ушли на пост. Наступила ночь. Я сидел в ординаторской, ожидая вызова от дежурных медсестёр в случае чего, и тут мне в голову пришла идея навестить свою подопечную. Я прошёл по коридору, палата Анны была последней в веренице дверей, тесная, крохотная комнатушка, где помещалась лишь кровать, стол и небольшая тумбочка в углу. Это был весь её мир.

Анна сидела как обычно на стуле.

– Она вообще спит когда-нибудь? – подумал я, а вслух же произнёс, – Здравствуйте, Анна! Я сегодня дежурю и вот решил зайти, навестить вас. Как ваши дела?

– Тс-с-с, – прошептала Анна, поднеся палец к губам, – Борис с Матвеюшкой тут.

Я замер, по коже пробежали мурашки от её слов, всё-так я был ещё не опытный врач, которого уже ничем не удивишь, а всего лишь студент четвёртого курса. Признаюсь, мне даже стало жутко, настолько убедительны были её слова.

Палату заливал яркий лунный свет. Предметы отбрасывали длинные тени. Картина на стене была видна, словно днём, мельчайшие детали можно было разобрать без труда.

– Полнолуние, – дошло до меня, – Точно, сегодня же полнолуние!

Я подошёл ближе к Анне, желая сказать ей, что, мол, вот, видите, тут никого нет, только мы с вами. И тут я увидел его.

На качелях, свисающих с дерева, сидел мальчик. Я остановился поражённый. Могу поклясться, что ещё сегодня днём никакого мальчика на картине не было. Что за… Может быть Анна сама нарисовала его? Но чем? В палате нет ничего, кроме полотенца, перекинутого через спинку кровати. Я подошёл вплотную к картине. Анна что-то бормотала, глаза её сияли, она не замечала ничего вокруг.

Я уставился на картину и тут увидел ещё один силуэт. Он стоял на тропинке, ведущей к дереву. Это был силуэт молодого мужчины. Мне казалось, что я схожу с ума. Это было невероятным. Но я совершенно отчётливо видел двоих людей на картине, которую изучил до мелочей за то время, что провёл в этой палате рядом с Анной.

Я достал телефон и сфотографировал картину, а после вышел из палаты. Ничего другого мне просто не пришло на ум. Дойдя до ординаторской, я достал телефон и внимательно посмотрел на фото. На картине никого не было!

Я постоял в полной прострации у двери ординаторской, а после развернулся и быстрыми шагами пошёл обратно. Когда я вошёл в палату, там было темно, видимо луна спряталась за тучи, либо завернула за угол здания, оно было расположено буквой «П». Анна мирно спала в своей постели. Я подошёл к картине и посветил на неё фонариком. Качели и тропинка были пусты.

***

Через день я снова пришёл к Анне и нашёл её в обычном состоянии – перед картиной. Я присел рядом.

– Ещё одна луна осталась, – внезапно произнесла Анна.

– Что? – не понял я.

– Вчера была вторая луна, – пояснила она, не спуская глаз с картины.

Мы посидели так ещё пол часа, но Анна не произнесла более ни слова.

Вскоре наша практика подошла к концу. Мы сдали работы главному врачу, он подписал наши дневники и выслушал отчёт по проделанной работе и истории ведения пациентов. Естественно, про то, что я видел в ту ночь, я умолчал, иначе и сам мог бы оказаться в том же отделении.

***

Прошёл месяц. Наша параллель отправилась на практику в ту же самую психиатрическую больницу, и однажды я спросил у Артёма из 408 группы, с которым был знаком, как поживает пациентка из последней палаты.

– Анна что ли? Не помню фамилию, – наморщил он лоб.

– Да-да, Анна. Она ещё всё время смотрит на картину. Я вёл её историю болезни.

– Так она же умерла.

– Как умерла?

– Да, это было в первые же дни нашей практики. Она умерла ночью. Нашли её уже утром, она лежала у стены, прямо под картиной, с таким блаженным лицом, даже улыбалась, представляешь? Когда же именно это случилось, погоди?… Ах да, в ту ночь как раз было полнолуние!

– Третья луна, – произнёс я.

– Что? – не понял Артём.

– Да так, я о своём, – ответил я, и пошёл прочь.

Последний хозяин

Ну вот и всё. Остался Василий один. Лукинична-то, хозяйка его, ушла туда, откуда не возвращаются. Там, значит, поджидать его станет. Ну а ему пока надобно здесь побыть, за домишком присмотреть, Лукинична во всём порядок любила. Да и что там за домишком! Вся деревня тепереча на нём.

Когда ещё был Василий маленьким котёнком, на тонких, шатающихся лапках, была эта деревня знатная. Народу в ней много жило. И Емекеевы, и Гостинцевы, и Мешалкины, да всех не перечислить. Ребятишек полно было, на улице всегда шум и гам, весёлая возня. Да и к Лукиничне внуки городские понаедут на каникулы, вот радость баушке! И Василию удовольствие, мяска кинут, молочка нальют, за ушком почешут, потискают.

Зимой сугробы, бывало, наметало по самую крышу, а ребятишкам всё нипочём. Катаются с горки на санках, хохочут, снежных баб лепят, крепости строят, все в снегу, одни щёки красные торчат из-под шапки ушанки. Весной опять же забава – ручьи потекли, зажурчали, заводь строить пора, кораблики пускать. Штаны мокрые, матери бранятся… Летом да осенью и вовсе благодать, много развлечений у детворы. Да…