Соната незабудки

Одри умоляла его проводить ее до дома и попить с ними чаю, но он настоял на возвращении в клуб. Одри знала, что в клубе Луис будет играть на фортепиано самые печальные мелодии. Она с завистью думала о том, что он может дать выход своим эмоциям. Ей тоже хотелось переложить невыносимую агонию своей души на прекрасную музыку, но все, на что она была способна, — это плакать. Она видела, как он уходит. Потом, закутавшись в пальто, поспешила домой, сопротивляясь сильному ветру и чувствуя себя абсолютно опустошенной.

Одри бросила взгляд на голые зимние деревья, блеклое, сырое небо и вспомнила об Айле, которой до природы никогда не было дела. Она едва замечала все это… И тем не менее они прекрасно понимали друг друга, несмотря на огромную разницу в характерах, которая для других могла бы стать непреодолимой. Она вспомнила ее чувство юмора, ее язвительные шутки, интерес, который она питала к интрижкам окружающих, и как ей всегда хотелось удивлять других и быть в курсе всех событий. Конечно, сегодня она всех удивила, но совсем не так, как делала это обычно. Одри смотрела на поникшие старые деревья и думала об Айле, которая останется вечно юной, в то время как она сама и все остальные будут медленно стареть.

Мысль о том, что Айлы больше нет, подобно кукушке, не умолкавшей ни на минуту, не давала Одри покоя. Образ так рано ушедшей сестры постоянно присутствовал в ее сознании, вытесняя все личное, даже ее чувства к Луису. Требования Луиса настолько выбили ее из колеи, что она была не в силах думать о его сердечных переживаниях. Одри чувствовала себя беззащитной и безумно усталой. Единственное, чего ей хотелось, — свернуться калачиком под одеялом, уснуть и забыть о своем горе. Со стороны Луиса было нечестно давить на нее, когда ей так плохо! Если бы у нее было больше сил, она бы почувствовала злость, но сейчас испытывала лишь легкое разочарование.

Она вернулась домой и увидела, с каким нетерпением ее ждет Сесил. В гостиной гудели печальные голоса друзей и родственников, которые пришли, чтобы выразить соболезнования и сказать слова утешения Роуз и Генри, но Одри не могла смотреть им в глаза. Она попросила Сесила проводить ее в сад.

Было уже темно, сад казался неподвижным, замерзшим и неприступным. Казалось, он тоже протестовал против смерти Айлы. Одри не могла представить себе весны без нее, и сердце девушки снова наполнилось щемящей грустью.

— О, Сесил, я чувствую себя такой потерянной! — Они шли под покровом черного, лишенного звезд неба. — Душевная боль еще хуже, чем физическая. Мне кажется, я никогда не выздоровею. — Она опустила голову, и лицо ее снова исказило горе.

Сесил, переполняемый жалостью, повернулся и обнял ее. Одри слишком устала, чтобы сопротивляться. К ее удивлению, именно это ей было сейчас нужно. Она прижала голову к его груди, и от его теплых и надежных объятий по телу разлилось спокойствие. Он долго не отпускал ее, позволив изливать свое горе и печаль ледяному ветру до тех пор, пока сил плакать не осталось.

— Вы были друг для друга самыми близкими людьми. Это все равно что лишиться правой руки, правда? — сказал Сесил ласково.

Одри кивнула, продолжая глотать слезы.

— Смерть — трагедия даже в старости, — продолжал он. — Но в этом случае человек, по крайней мере, прожил долгую жизнь, а Айла ведь была совсем ребенком. И вся жизнь у нее была еще впереди. Эта мысль наполняет мое сердце злостью. В такие минуты я задаю себе вопрос, есть ли Бог на небесах.

Одри удивилась, что Сесил может говорить с такой страстью.

— Я верю в Бога. Для Айлы пришло время уйти, — ответила она. — Я знаю, что она на небесах. Я действительно верю в это. Я очень буду скучать по ней, вот и все. Я не представляю себе жизни без нее. Я плачу о себе.

— Она всегда будет с тобой. Если ты веришь, что она на небесах, тогда она — дух, как сказал бы Луис, и она будет с тобой.

Одри подумала о Луисе и ощутила вину за то, что позволяет себе так тепло общаться с его братом. Но потом она вспомнила о его несвоевременной требовательности, и от этого сочувствие Сесила показалось ей еще более трогательным.

— Я не могу выйти за тебя, Сесил, — сказала она, не задумываясь. — Мое сердце сейчас далеко.

Сесил приобнял ее и улыбнулся.

— Конечно, не можешь, и твое сердце может быть сейчас только с Айлой. Я понимаю, моя дорогая Одри. Ты не должна была допускать мысли об этом. Мое предложение не лишает меня способности думать. Ты же не считаешь, что я могу быть таким бездушным глупцом?

Внезапно сердце Одри переполнило чувство благодарности.

— Ты не бездушный глупец. Ты — самый добрый, самый лучший мужчина, которого я когда-либо встречала!

— Не думай больше об этом. Пусть время вылечит твою боль. А потом, однажды, когда ты снова будешь готова предстать перед лицом будущего, вернись к моим словам. А я больше не буду говорить об этом. Но буду ждать тебя так долго, как ты захочешь.

— Спасибо, Сесил, — едва выговорила Одри, отстраняясь от него и вынимая из кармана пальто носовой платок. — Ты очень добрый.