Вернер Фишер, насколько Эрих помнит, выбросился с парашютом, имея при себе нацистские документы на имя Лаутербаха. Его почти наверняка нет в живых. Я тщетно запрашивала о нем Центр, немецкое партийное руководство наводило справки со своей стороны, английский адвокат Притт пытался напасть на его след. Все напрасно: Вернер Фишер словно сквозь землю провалился.
Я считаю: пришло время воздать должное заслугам и этих товарищей.
Незадолго до конца войны Тони Ру передал Эриху небольшую самолетную деталь. Эрих и я поместили ее вместе с моим сынишкой Петером в его детскую коляску, отправились на опушку леса близ Грейт-Роллрайта и там зарыли детальку.
По каким-то причинам у меня несколько недель не было связи с Центром, а когда я наконец хотела достать деталь, я ее не нашла. Я потратила на поиски много времени, но так и не напала на нужное место. Такое произошло со мной один-единственный раз за двадцать лет работы — на один раз больше, чем допустимо.
Работа с БСС прекратилась через несколько недель после окончания войны, когда американцы демобилизовали наших товарищей. Другие мои контакты остались в силе. Для СССР были важны данные о послевоенной политике союзников.
В мае 1945 года повсюду устраивались торжества в честь победы. Прямо на улицах были составлены вместе и накрыты столы. Каждый вносил в общий котел все, что мог, из скудного рациона: муку, жир, а то и яйцо — в неделю полагалось одно яйцо на человека. Были испечены кексы, выставлены чай и лимонад.
На нашей улице организацию пиршества взяла на себя миссис Ласки. У меня еще сохранилось фото того кофепития. Я вместе со всеми радовалась победному окончанию войны, испытывала то же чувство облегчения при мысли, что уже не надо волноваться за близких, сражающихся на фронте. Все дружно надеялись на лучший по сравнению с прежним мир, но тут наши представления расходились.
Еще до того, как вместе с окончанием работы Эриха на БСС после конца войны оборвался и мой контакт с ним, он заимообразно передал мне нечто интересное: досье на некоего американского сержанта, подозреваемого в склонности к коммунизму. Это был один из случаев, требовавших срочной внеочередной встречи с Сергеем. Он организовал немедленное перефотографирование примерно двухсот страниц, и они, безусловно, стоили того.
Сиди я в Центре в Москве, я распорядилась бы перевести эти документы и обязала бы всех разведчиков прочесть их. Это заменило бы любой курс лекций о необходимости строжайшей конспирации. Подчеркиваю, речь шла о простом человеке, которого нельзя было упрекнуть ни в чем, кроме довольно расплывчатых коммунистических симпатий, о сержанте, не игравшем особой роли ни в армии, ни в гражданской жизни. Но одного лишь подозрения, что он, не дай бог, коммунист, оказалось достаточно, чтобы буквально препарировать сержанта и завести на него подробнейшее дело объемом в двести страниц. Не было упущено ничего. Начиналось досье со сведений о его родителях, остальных родственниках, школьных годах и дальнейшей учебе. Были перечислены все адреса, по которым он жил, присоединены отзывы домохозяев и многих соседей. Его товарищи по работе, его друзья, круг его чтения, переписка, флирт, жена — одним словом, было тщательно изучено и зафиксировано буквально все. Я сама, при всем моем опыте, сочла бы такое просто невозможным.
После войны лейбористская партия одержала победу на выборах и сформировала правительство. Гарольд Ласки, брат Невилла, был тогда председателем этой партии.
Экономическое положение Англии в послевоенное время было катастрофическим. Спасение мыслилось в виде огромных займов от США. Эти займы закрепили уже существующую зависимость Британии от Америки. Началась «холодная война» Соединенных Штатов и Англии против Советского Союза. Те, кто еще сомневались в этой систематически направляемой акции, расстались с последними иллюзиями после речи Черчилля в Фултоне, Миссури. Лейбористская партия, как это, к прискорбию, случалось нередко, следовала антисоветскому курсу консерваторов.
В мае 1945 года владелица коттеджа «Авеню» решила вернуться в него. Нам снова предстоял вынужденный переезд. Лен еще оставался в Германии, в английской армии. Его демобилизовали лишь через двадцать один месяц после конца войны.