Соня рапортует

Я была по горло сыта меблированными квартирами с инспекционными налетами хозяек, которые поднимали скандал из-за каждого пятнышка на ковре и неукоснительно требовали возмещения убытков. Однако было по-прежнему невозможно снять даже какие-нибудь меблирашки, а уж о немеблированном жилье не приходилось и мечтать. Случайно одна из соседок упомянула о принадлежащем ей в отдаленной деревушке Грейт-Роллрайт на возвышенности Котсуолд деревенском доме «Сосны», который она хотела бы сдать внаем. Котсуолд со своими холмами находится примерно в тридцати километрах от Оксфорда. Я осмотрела дом: двухэтажное строение с семью комнатами, огромной кухней и уймой подсобных помещений. Всего этого было для нас слишком много. Электричество отсутствовало, мусор не вывозился, автобус в ближайший город ходил раз в сутки. Но окрестности были прелестны, а выстроенный двести пятьдесят лет назад дом с толстенными деревянными балками и низкими потолками, к которому полагались еще двор, амбар и одичавший сад, сразу пришелся мне по сердцу. К тому же арендная плата составляла только треть того, что мы платили до сих пор. Я сняла дом, решив: будь что будет. Быть может, удастся сдать комнату, чтобы кто-то оставался с детьми, если мне придется уехать. Впрочем, с точки зрения моей работы радистки-подпольщицы присутствие посторонних было явно нежелательным.

Я приобрела подержанную мебель, а сестры пожертвовали из своего хозяйства что у них было лишнего. В длинном коридоре я развесила китайские картинки эпохи Минской династии. Просто удивительно, как удачно вписались эти рисунки на шелке в интерьер старого крестьянского дома.

В деревне было трудно подружиться с соседями. Напротив нас лежала усадьба богатого помещика Лонсдейла. Когда-то он был известным флотоводцем. Принц Филипп в молодости служил под его началом. Когда мы там жили, Филипп со своей женой, будущей королевой Елизаветой, еще навещал владельца поместья. Что касается других жителей, то это были сельскохозяйственные рабочие и мелкие фермеры, не особенно расположенные к «иностранцам» вроде меня.

Следовательно, общаться мне было не с кем, но у меня была моя работа, были Нина и Петер, да и Миша приезжал из своего интерната домой на праздники и каникулы. В конце концов, и Лен будет же наезжать из Германии в отпуск! Я знала, что ему нравится Котсуолд. Мы еще раньше исколесили эти места на велосипедах. Я заранее радовалась, предвкушая, как буду показывать Лену наш первый настоящий семейный дом. Перед тем как он приехал в отпуск, десятилетняя Нина говорила:

«Держу пари, он не спит всю ночь от волнения, не может лежать спокойно в постели. Ему хочется спрыгнуть с корабля и поплыть к нам».

Однако Лен, прибыв наконец из Травемюнде, еле взглянул на наш дом и идиллическую деревню. Ведь позади у него была Германия с ее бедами, острыми конфликтами, напряженностью и трудностями.

Я тоже загрустила и после его отъезда старалась хотя бы своими письмами внушить ему чувство связи с семьей.

Лето 1946 года

«…С девяти утра до семи вечера пробыла с ребятами в Стратфорд-он-Эйвон. Это была давно обещанная грандиозная летняя прогулка, и они кутили вовсю. По четыре раза лимонад, по три порции мороженого с вафлями, двойной обход всего «Вулворта»[42] и вещи более возвышенные: дом, где родился Шекспир, знакомство с театральными залами. А потом поездка по реке на моторке и несколько часов в прекрасно расположенном плавательном бассейне».

Февраль 1946 года[43]

«Ко дню рождения купила Мише галстук, который он до этого жадно и долго пожирал глазами, увидев его на витрине. Вопиюще желтый, с изображениями лошадиных морд. Жуткая штука, просто для гардероба какого-нибудь наемного танцора. Если захочешь послать ему что-то, пусть это будет пестрый шелковый носовой платок, и чем вульгарнее, тем лучше…»

Декабрь 1946 года

«…Рождество получилось очень своеобразное. Я пригласила к нам на праздник двух немецких военнопленных, которые работают здесь на большой ферме у Лонсдейла. Они прошли через «лагерь демократического воспитания» для пленных. Не успели мы сесть за кофе с настоящей коврижкой — стук в дверь. Появились восемь «звонарей» и повели себя согласно старому обычаю: у них в руках было четырнадцать колокольчиков, каждый со своим звучанием, и они изумительно исполнили рождественские мелодии. Селяне опешили, увидев моих гостей, и я сочла уместным произнести небольшую речь насчет рождества, мира на земле и преодоления вражды военных лет».

В тот же год я впервые получила вновь весточку от Эрнста, у которого все сложилось крайне неудачно. Он хотел вернуться на родину, в Германию, и спрашивал, не могу ли я помочь ему в этом. Для немецкой эмигрантской организации ему было нужно подтверждение того, что он был вынужден покинуть нацистскую Германию из-за преследований. Я, зная все обстоятельства, могла бы быть ему полезной. По подсчетам врача, Эрнст на протяжении последних тридцати месяцев существовал за счет четырехсот калорий в сутки; тем не менее он еще жив.