Соня рапортует

Во время моего следующего визита я познакомилась и с женой Радо, немецкой коммунисткой, с которой мы сразу сблизились. Лени, в отличие от Альберта, была темпераментной, остроумной и общительной, насколько это позволяла конспирация. У нее были сыновья, десяти и четырнадцати лет, и мать.

Для меня было просто благом встретить такого товарища, как Лени, и время от времени бывать у них, отдыхать душой в атмосфере гармоничного брака ученого и этой поражающей своей жизнерадостностью женщины.

Думая о Лени, я и сейчас вижу ее такой, какой она была, когда мы с ней вспоминали себя молодыми коммунистками, говорили о книгах, но чаще всего просто смеялись. Мы так много болтали о пустяках, что Альберт, не склонный к легкомыслию и фривольности, не скупился на неодобрительные взгляды. Это только подзадоривало нас.

Лени интересовалась литературой и не была лишена писательского дара. Родом из рабочей семьи, она хлебнула немало горя в юности и всего добивалась самостоятельно.

В 1959 году, когда Лени уже не было в живых, я писала о ней в моей книге «Ольга Бенарио». Будучи еще совсем молодым членом партии, Лени работала в нашем Центральном Комитете в Берлине секретаршей. Там Сабо, жена Артура Эверта, коммуниста, депутата рейхстага, однажды застала ее в слезах. В чем дело? Оказывается. Лени безутешно рыдала, потому что кто-то продиктовал ей текст на плохом немецком языке, а ее собственных знаний не хватало, чтобы выправить ошибки. Сабо позаботилась о том, чтобы Лени поступила в вечернюю школу и подучила там немецкий. В 1936 году Лени сыграла важную роль при попытке освободить во Франции Ольгу и Сабо, которых на немецком судне доставили из Бразилии и собирались выдать гестапо. Попытка не удалась, так как пароход не пришел в намеченный порт. Эти подробности сообщила мне в 1959 году Минна Эверт, сестра Артура Эверта и близкая подруга Сабо. Она присутствовала при этих событиях. Когда я встретилась с ней, Минна Эверт жила близ Потсдама в Доме ветеранов имени Ольги Бенарио.

Центр распорядился, чтобы я начала передавать донесения Альберта. Это обрадовало меня. Теперь мой передатчик был загружен полностью. В первые три месяца Альберт передавал мне свои радиограммы, написанные открытым текстом, так что от меня требовалась немалая расторопность. Мне приходилось забирать у него тексты, шифровать их, по ночам передавать в эфир, а потом еще расшифровывать полученное из Центра для него или для меня самой. Я доставляла Альберту ответы и получала от него новые донесения. Дорога из Ко в Женеву занимала примерно три часа. При всем том продолжались занятия с Леном и Джимом.

Лен придумал приспособить для доставки Альбертовых текстов карманный фонарь. Он выпотрошил одну из двух батареек, залил на донышко немного свинца, чтобы не изменился вес, а в оставшееся пустое пространство мы закладывали свернутую в трубочку папиросную бумагу с текстом, после чего вновь закрывали батарейку. После такой операции внешне она ничем не отличалась от любой другой. Мы пользовались лампочкой, которой требовалось несколько меньше вольт, и, питаясь всего от одной батарейки, она все же светила нормально.

Дорога к нашему дому не была освещена, так что, возвращаясь по вечерам, мы пользовались своим карманным фонарем. Позднее, когда швейцарцам пришлось ввести затемнение, фонарь стал необходимым спутником каждого.

Нацистская Германия потребовала, чтобы нейтральная Швейцария ввела затемнение, так как огни городов указывают английским бомбардировщикам путь на Германию и Италию. Швейцария подчинилась; кроме того, Швейцария изготовляла для Германии оружие; крупные партии немецких военных грузов перебрасывались через Швейцарию в Италию. При этом оговорюсь, что швейцарский народ в большинстве своем не признавал фашистскую Германию и ненавидел Гитлера.

При таком обилии работы я чувствовала бы себя превосходно, будь у меня поменьше других забот. Я не знала, как мне дальше содержать Германа, Лена, Джима, собственную семью и Олло. Все пути для перевода денег из других стран были тем временем блокированы. Я поэтому вздохнула с огромным облегчением, когда Центр через меня уведомил Альберта о приезде сотрудника, который должен был привезти деньги для моей группы. Этот человек приехал в марте, доставил Альберту передатчик, но, увы, никаких денег для меня. Уже не помню, как я тогда вышла из положения, но эта тревога омрачала нашу жизнь, и мы старались всячески экономить.

Однако забегаю вперед. В декабре 1939 года, на нас обрушился удар похуже, чем отсутствие средств.

После того, как полиция нас, по-видимому, оставила в покое, Герман забрал у меня свой передатчик и намеревался начать связь из своей квартиры в замке «Розье», кантон Фрибур. Я никогда там у него не бывала. Примерно через месяц мы встретились в Цюрихе — или это было в Берне? У него было для меня несколько донесений, которые я передала в Центр. С этого момента должен был начать работать его собственный передатчик.