Благодаря ее безупречно отточенному стилю невозможно было определить истинный возраст Золотой Ручки, ее социальное положение (может, и графиня или даже… княгиня?), уровень обеспеченности (она небрежно носила ожерелье за 40 тысяч, словно это была дешевая бижутерия) и образования, ее семейное положение (всем своим жертвам Сонька казалась незамужней, свободной женщиной или уж во всяком случае лишенной каких-либо обязательств перед другими мужчинами). Сонька легко подлаживалась под уровень намеченных жертв. Со студентами она могла быть бывшей студенткой, с купцами — купчихой, с врачами и учеными — профессорской дочкой. И это было не только внешнее сходство, Золотая Ручка умела подбирать нужные ключики и разговорить свою жертву. А выудить необходимые сведения и обратить их против своего визави было для нее делом техники. Искусству мимикрии она обучалась на ходу. Начиная разговор, скажем, с купцом, к концу беседы она сама превращалась в провинциалку, в «родственную душу», в женщину, вызывающую доверие.
Она дотошно собирала предметы антуража. В ее гардеробе были десятки платьев. В специальном шкафу хранились накладные волосы и парики. Искусству макияжа она училась в игорных введениях Европы, в лучших ресторанах и отелях.
Но не эта внешняя сторона определяла ее стиль. Скорее, она была неотъемлемой его частью, той второстепенной деталью, которая ставит точку в едва наметившихся сомнениях и вызывает полное доверие. Действительно, сам носовой платок с вензелем еще мало о чем говорит. Но когда его роняет на пол аристократка, с только ей присущей изящной небрежностью, это является верным признаком «голубой крови», принадлежности к высшему свету.
Еще один хитрый прием, используемый Сонькой почти во всех ее аферах с участием мужчин из высшего общества — эффект «просвещенного невежества». Золотая Ручка не бралась вслух судить о том, чего не понимала (а она не понимала слишком многого, поскольку не получила систематического образования). Однако ей достаточно было произнести несколько слов, давая понять, что предмет ей знаком смутно, она имеет о нем лишь приблизительное представление, однако готова выслушать пояснения. Этим она переключала внимание своей жертвы, увлекала его любимой темой и сама в этот момент потихоньку опустошала карманы очарованного ею мужчины.
Ей не нужно было знать последние театральные новости или быть в курсе политических событий. Об этом ей рассказывали сами жертвы — полагая, что общаются с ровней, а не с малограмотной польской мещанкой.
А еще ее стиль отличался вниманием к деталям. Нанимая пролетку, она выбирала лучшую — обязательно новую, с необлупившимся лаком на кузове, с необтрепанным тентом. Заказывая платье, она выбирала самый дорогой материал и старалась следовать моде тех лет. Сонька не терпела искусственных цветов, неумелых попыток живописи, слишком яркого макияжа. Она не надевала вуаль, на которой был хотя бы один узелок, не пользовалась поношенными шляпками, ее туфельки всегда были начищены до безупречного блеска.
Она использовала даже недостатки собственной внешности. Умело накладывая грим, она превращала широкий нос в очаровательно вздернутый носик, а бородавку на щеке — в соблазнительную мушку… Собственно, ничего необычного, да? Современные женщины в большинстве своем владеют искусством макияжа ничуть не хуже Соньки. Но не будем забывать, в какое время жила Золотая Ручка. В ту эпоху необыкновенной вольностью выглядело обнаженное женское запястье. А купальных костюмов, которые открывают больше, чем скрывают, не существовало вовсе (как, к слову, и бюстгальтеров, изобретенных и вошедших в обиход уже после кончины Соньки).
Как ни странно, но Сонька была одной из женщин, задающих общий стиль в одежде и в поведении. Реальную Золотую Ручку в повседневной жизни мало кто видел. Но о ней писали. Писали много — газеты Франции, Италии, Англии, Венгрии, Румынии, России. Ее внешность описывали в мельчайших деталях — недостоверных, поскольку одно описание разительно отличалось от другого. Но образ самой знаменитой аферистки XIX века стал для обывателей символом женственности, образцом женского ума и предприимчивости. Золотая Ручка, хотела она того или нет, стала провозвестницей наступающей эпохи женской эмансипации. Удивительно лишь то, что борьба женщины за свои права началась, по сути, с криминальной деятельности Золотой Ручки. Но… таков каприз истории.
На фоне всеобщего превознесения отваги и ума этой женщины чудовищно выглядят обстоятельства ее пребывания на каторге. Сцены избиения Соньки палачом Комлевым описывали в газетах не меньше, чем ее подвиги в период расцвета криминального таланта Золотой Ручки. И обыватели испытывали тот же трепет, представляя себе эту сломленную обнаженную женщину в окружении гогочущей толпы каторжан и охранников. Только трепет этот был с обратным знаком. Надругательство над Сонькой навевало ужас.