Количество плетей — ударов розгами — назначал суд. На каторге его функции исполняла администрация. По ее решению можно было подвергнуть человека любым испытаниям, разрешенным законом. А закон в отношении каторги был чрезвычайно гибок. Он позволял наказание и в 10, и в 40 плетей, что, согласитесь, далеко не одно и то же.
Порка розгами была оговорена рядом правил, которые можно назвать установившимися традициями. Наказуемого, к примеру, в обязательном порядке раздевали и в таком виде привязывали к «кобыле». При этом никто не обращал внимания на время года (правда, зимой порку производили в помещении). Поэтому страдания наказуемого усугублялись зноем или, наоборот, холодом.
Подвергаемый порке каторжанин никогда не должен был просить о пощаде или, упаси Бог, плакать. Если это случалось, доставалось ему не столько от палача, сколько от самой каторги (то есть от осужденных арестантов). Были случаи, когда малодушных каторжан, заплакавших во время порки или после экзекуции, когда они возвращались в общие бараки, убивали. Для каторги физические наказания были жестоким испытанием на выносливость и силу характера. Слабаков каторга не любила, всячески унижала и даже забивала.
Особым шиком среди каторжан считалось кривляние под розгами. Избиваемый извивался на «кобыле», на показ кричал — «ой, больно» — а потом поворачивал лицо к зрителям и улыбался. Чаще всего сквозь слезы, но если этому сопутствовала насмешливая фраза в адрес палача — «что-то сегодня плохо порешь», — слезы прощались. Таких «весельчаков» каторга считала шутами и даже клоунами. Наградой за подобные представления были кусок хлеба или деньги. Часто шуты шли на порку после крупного проигрыша и карты. Они специально провоцировали администрацию, чтобы заработать порку. Это считалось хорошим способом отыграть карточный долг (правда, лишь в том случае, если долг был невелик).
Существовали правила и для палачей. Они не должны были жалеть своих жертв. Удар вполсилы или пропущенный считались для палача позором. Если палач по своей воле прекращал экзекуцию, он мог лишиться своей должности. А палачей было немного — привилегированная профессия, представители которой были на особом счету у администрации каторги. Эти люди брали на себя самую грязную работу. И получали за нее дополнительную плату.
Случаи, когда палачи малодушничали, были на памяти каторги наперечет. Тот же Комлев был в большой чести именно за свою бескомпромиссную жестокость. В этом человеке за годы службы на Сахалине не осталось ничего человеческого. Он был настоящим палачом, мастером своего дела, мясником.
Свои правила были установлены и для зрителей. Правила негласные — они не были зафиксированы ни в одном законе или уложении. Но выполнялись беспрекословно. Во-первых, на экзекуцию собиралась вся каторга. В помещение, где пороли Золотую Ручку, набилось около трехсот человек. Если экзекуцию устраивали на открытом воздухе, количество зрителей могло достигать тысячи. На это зрелище сходились все, включая больных из каторжной больницы. Сходились и те, кого недавно пороли, и те, кому порка еще только предстояла.
Что эти люди находили в созерцании мук истязаемого товарища? Трудно сказать. Возможно, это было чувство своеобразного мщения за собственные унижения — мол, не я один такой. Через «кобылу» проходили все каторжане без исключения. Кого-то на называли за реальные провинности, кого-то для острастки. Не пороли только женщин.
Эта традиция была нарушена в 1889 году, когда палач Комлев привязал к «кобыле» раздетую донага Софью Блювштейн и под улюлюканье каторги принялся за свое жестокое дело. Сонька не просила пощады и не рыдала. Каждый стон истязаемой женщины зрители встречали взрывами хохота. В середине экзекуции Сонька потеряла сознание. Ее привели в чувство и продолжили порку.
Когда на ее спину обрушился двадцатый удар, тело Золотой Ручки напоминало кровавое месиво. Ее оттащили в одиночную камеру и бросили на лавку, укрыв той самой шубейкой, в которой ее увидел Антон Павлович Чехов.
И это были еще не все страдания, которые ей предстояло вынести. Впереди были кандалы.
КАНДАЛЫ
После порки истерзанную Золотую Ручку заковали в ручные и ножные кандалы. В них по рассказу Дорошевича она прожила примерно два года восемь месяцев — рекордный для каторжанки срок. Софья Блювштейн стала последней женщиной в истории российской (но не советской!) каторги, которую заковывали в кандалы на длительный срок.
Откуда взялись эти чудовищные средства обездвиживания арестантов? И почему именно кандалы, а не наручники, которые используют сегодня?
Чтобы понять это, придется обратиться к истории Древнего Египта. Самым древним кандалам, найденным археологами, 4500 лет. Они принадлежали жрице храма Верховной правительнице неба Нут по имени Неферти-Хнум. Найденная в Египте, в Дель-Бахри, мумия жрицы была в золотых ножных браслетах, соединенных 32-сантиметровой золотой цепью. Кандалы украшены полудрагоценными камнями и представляют собой великолепное ювелирное изделие.