Мне просто нужно было, чтобы он ушел.
Но Вася не стал подниматься на свою полку, сел у меня в ногах. Наша соседка, по-моему, очень милая женщина, предложила ему пересесть к ним.
Теперь они втроем искали домик для щенка, блуждая по запутанной дорожке, находили отличия в двух будто бы одинаковых картинках, соединяли линиями попарно белочку с орешком, мишку с баночкой меда, зайку с морковкой…
А я лежала и смотрела в стену. Спать страшно. Кто меня ждет по ту сторону сознания? Рыбы в ногах, змеи вокруг горла, дед за стеной?
Оказывается, спала. По ощущениям минут пять, по часам сорок.
Спала в пустом колодце, темном и сыром.
Вася опять принес два стакана чая, печенье, чипсы, а еще круасанчики и шоколадку для девочки. Я села, взяла один стакан.
– А если ты не из этих, язычников, то откуда? Из какого сообщества?
Вася снова сидел со мной на одной полке.
– Тайного.
Подмигнул он девочке, которая ела принесенную им шоколадку.
Девочка весело хихикнула.
– Я серьезно.
– Я тоже. «Череп и кости», слышала?
Я еще больше понизила голос.
– Типа масонов. Да?
– Да Бог с тобой! – дурачился он, – типа «Юных археологов», кружок по интересам.
– Модератор? – не сдавалась я.
Поезд остановился. Мы оба немного подались вперед.
– Куришь?
Вася вытащил из-под полки свой рюкзак, из него пачку сигарет.
Я отвернулась к окну.
Мама с девочкой вышли за ним следом. И еще много кто вышел из вагона, с чемоданами, с сумками и насовсем.
Я видела их всех на перроне. Вася курил у урны, женщина покупала жареную рыбу, истосковавшаяся по движению девочка пританцовывала, держа маму на руку. Остальные – кто обнимал встречающих, кто самостоятельно, наперевес с багажом, шли в сторону надземного перехода.
С верхней полки снова раздался кашель. Человек заворочался, перевернулся на спину. А потом начал медленно сползать. Я снова отвернулась к окну. Приготовилась к звуку падения, к тому, что не приду на помощь. Вот Вася вернется, пусть поднимает!
Но в плацкартной тесноте глаз некуда было деть, и я волей-неволей боковым зрением наблюдала схождение. Бомжеватого вида попутчик достаточно просто спустился, практически стек вниз. Сел на самый краюшек нижней полки, у прохода.
Меня он будто не заметил. Смотрел в пол. Зажал ладони между колен, и сгорбив спину, покачивался вперед-назад, вперед-назад…
Это оказался молодой мужчина – лет, может тридцати, или чуть старше. Длинные по плечи, спутанные волосы, одежда явно с чужого плеча, вроде и приличная, но больше размера на два или три. Рукава рубашки кое-как закатаны, а джинсы видать уж совсем не держались, и он подвязал их шнурком. Его ботинки с вывернутыми языками смотрели на меня десятком пустых глазниц.
Лицо вытянутое, неправдоподобно худое, и какое-то все тонкое – и нос и губы. Только глаза, очень напоминали верблюжьи – большие, полу прикрытые, с густыми белесыми ресницами.
Мои попутчики возвращались вместе. Первой показалась девочка. Она прыгала по квадратам невидимых классиков и, увлекшись, проскакала свой закуток. Мама вернула ее, и теперь они втроем стояли и смотрели на нашего соседа. Мне так и хотелось крикнуть: «Я тут не причем!» и развести руками.
Но поезд качнулся, тронулся, и им пришлось рассесться по местам.
– Чучело само проснулось?
Я от такой наглости потеряла дар речи. Потом чуть придя в себя, процедила сквозь зубы:
– Вообще-то он все слышит.
Вася только улыбнулся.
Женщина посадила дочку в уголок, ближе к окну, заслоняя собой от нового соседа. Но та все выглядывала из-за мамы, пытаясь рассмотреть незнакомца.
Я поднялась.
– Ты за водичкой? Мне захватишь?
Вася протянул пустую кружку.
– Нет.
Я ведь не знала куда иду. Хотя в поезде выбор невелик – в туалет или «за водичкой». И нигде не найти настежь распахнутого окна. А мне очень нужно высунуть в него голову. И чтобы там снаружи было непременно свежо, а лучше холодно. Потому что здесь для вдоха воздуха катастрофически не хватает, а для выдоха во мне скопилось очень много всего – и страх и злость, и безысходность. И выдохни я все это разом, то не останется больше ничего. Меня – не останется.
Я иду между сидяще-лежаще-едящими телами в поисках окна. Знаю, что найду его в начале вагона, у резервуара с горячей водой. Знаю, что открываться оно не будет, что рядом с ним будет так же невыносимо душно, как и сидеть на своей полке, но иду.
Бесстыже-предсказуемое окно показывает мне частокол из еще зеленых берез. Железный поручень в резиновой обмотке, в который я вцепилась обеими руками, тоже не готов даровать мне искомой прохлады.
Просто вдох. Просто выдох. Я не останусь там. Вдох. Выдох. Не останусь…
На очередную станцию поезд прибыл ночью. Мама с девочкой, еще с вечера собравшие вещи, теперь покидали нас. Вася тоже не спал. Он помог им вынести сумки. А я даже не попрощалась, лежала лицом к стене и пыталась дышать ровно, однообразно.