Соправитель

Заминки могут быть с последним, недаром оба Шуваловых мертвы в один день, а может, и час. Да, были организованы нападения и на мою собственность, к примеру обозный поезд у Торжка, что разграбили бунтовщики-каторжане. Но данный пример так себе, ибо при всех иных обстоятельствах становилось ясно, что я подставил татям обозы с едой и даже небольшим количеством оружия. А вот то, что разграблен и подожжён один из моих уже достроившихся доходных домов в Петербурге — вот действительная утрата и пример нападения. И мне искренне жаль здание, которое необходимо будет восстанавливать и тратить еще под сотню тысяч рублей.

Но главный фактор… А кто все это будет расследовать? Может Шуваловы? Так нет их больше. Алексей Данилович Татищев? Этот обер-полицмейстер может. И нужно быстро занимать нишу тайной спецслужбы, внедрять в нее Шешковского, который «честно и скоро» расследует все злочинства, за что получит немалую награду. Она и станет легитимацией иной благодарности, за операцию.

Очень сильно волновал вопрос о том, что сейчас с Елизаветой. Врачи просто кричали, что волноваться государыне нельзя, что она очень близко к сердцу принимает уже любые новости, даже нейтральные. А тут просто извержение этих новостей и одна другой краше. Интересно, а дошли уже новости про убиенного мальчика Иоанна Антоновича? Вот кого и жалела, и боялась императрица, так и не решившись покончить с этой проблемой. Тут была права моя женушка в той, иной, реальности, когда подставила поручика Мировича и был заколот юноша, так и не ставший коронованным императором [одна из версий, что бунт Мировича был спровоцирован Екатериной Алексеевной, а главным организатором был тот же Шешковский].

Мне даже в некоторой степени жаль Елизавету. В некоторой, но не в достаточной, чтобы спешить ей выказывать свою благодарность за само ее существование. Упереть меня в Царское Село? Спустить с рук все преступления Шуваловых? Способствовать окончательному расстройству моей семьи? Да и назначение в Москву — это так себе прощение.

— Никита Юрьевич, на подъезде к Петергофу мы приостановимся. Нужно дождаться сведений, что сейчас творится при дворе. После Вы последуете за мной. Что бы ни случилось, будьте рядом и настороже. Я не говорю об убийстве или еще о чем таком, но императрица слаба сердцем, а ужаса вокруг хватает, — я попробовал прочитать эмоцию Трубецкого, он старался казаться собранным, очень старался, почти получалось. — Тот, кто со мной рядом, тот может быть близок ко мне и далее. Вы умный человек и прекрасно меня поняли. Если нам во всех смыслах не по пути, то за нами следует еще одна карета, и Вы, без существенных для себя последствий, можете отправится назад в Москву или в свои имения.

Наступила пауза, князь сглотнул подкатившийся ком, но набрался мужества и даже несколько преобразился.

— Я с Вами, Ваше… — замялся Трубецкой.

— Высочество, князь, пока только Высочество. Я не думаю свергать тетушку, а быть подле нее, даже если она будет во здравии или отходить в иной мир. Зачем лишние потрясения для России? — усмехнулся я, поняв, что Трубецкой надумал себе государственный переворот.

Хотя по результатам я надеюсь, что оно так и будет. Инфаркт там или инсульт, как тут говорят, апоплексический удар, что-то да произойдет. А нет — и на этот случай есть настойка, которая спровоцирует удар. Тогда государыня точно может и в кому впасть. Все одно… Власть должна быстро и без лишней шумихи перейти ко мне.

— Ваше Высочество, впереди солдаты! — сказал Иван Шевич, сейчас командующий моим внушительным эскортом.

— Спроси их по-хорошему, но и казакам дай наказ изготовится, чтобы без крови только, — дал я распоряжения и закрыл дверцу кареты.

Начинал накрапывать дождь, грозящий перерасти в ливень. Хорошо это или плохо? Наверное, уже хорошо. Праздношатающиеся горожане, которые могли визуально создавать картинку беспорядков в столице, попрячутся. Иной кто и протрезвеет. Для разбойников хорошее время какую подлость сделать. Да мало их в городе, на самом деле. А с теми, кто шел к столице, должны были уже разобраться посланные навстречу гвардейцы и уланы. Пусть тати и оружные будут, но это не армия с ее организацией, выучкой, тактикой и мотивацией.

— Добро дають, Ваше Высочество, — доложил Кондратий Пилов. — Проезжаем дале?

— Да, едем во дворец! — решительно сказал я, и казаки устремились через солдатский заслон к Петергофу. — Постой, спроси у служивых, что во дворце делается!

Еще через минут пятнадцать Кондратий вновь подъехал на своем жеребце к карете.

— Да это… худо государыни, — с искренним сожалением сказал казак.

— Быстро едем! — выкрикнул я и карета лихо стронулась с места.

В эту судьбоносную поездку я взял с собой уже ставших родными Кондратия и Степана, их сотни, а так же триста гайдуков Ивана Шевича. Хотелось мне выделить этого полковника уже потому, что его дочь все никак не хочет покидать мою голову, пусть сердце уже и менее тревожит.