— Князь Никита Юрьевич Трубецкой, Иван Бранкович, Кондратий и Степан с десятками идут сразу за мной. Если какие препятствия, то аккуратно убирать всех. Расставить вдоль дворца людей, одна сотня остается у входа! Всем проверить оружие! — командовал я, преисполняясь решимости.
Мы шли по длинным коридорам Петергофа, минуя одну залу за другой. Были гвардейцы, которые попробовали воспрепятствовать нам. Меня не смели трогать, но мою свиту пробовали остановить. Резкие и хлесткие удары успокаивали служак. Благо, много гвардейцев во дворце не было, может, с полсотни, и то все они были рассредоточены по большому дворцу. Мы же были стремительны и излучали непоколебимый настрой дойти до пункта назначения.
— Уйди! — прорычал я. — Не видишь, кто перед тобой стоит?
У дверей, что вели в императорскую приемную, которая находилась у спальни Елизаветы, стояли четверо гвардейцев.
— Ваше Высочество, не велено, приказ был, — неуверенно изрек гвардеец, и уже через пару секунд все четверо валялись на полу, корчась от боли.
Дверь была заперта, и понадобилось две попытки, чтобы ее вышибить.
— Ваше Императорское Высочество! — будучи уже в годах, с дряхлеющим телом, но все еще со светлой головой, канцлер первым успел проанализировать ситуацию.
Остальные присутствующие стояли и, словно рыбы, выуженные на берег, хватали ртом воздух.
— Вы, почему Вы здесь? Воля императрицы была оставаться в Москве! — прошипела Марфа Егорьевна Шувалова.
— А Вы, сударыня, кто есть, чтобы волю императорскую трактовать на свой лад? — я охватил взглядом всех присутствующих. — Я не вижу Вашего мужа, статс-дама Шувалова. Почему в столь сложный час его здесь нет?
Мой напор был, может, избыточно жестким, но передо мной была та, кто в не меньшей степени виновна во всех моих злоключениях, чем ее муж. И свою порцию мести она уже получила, лишившись мужа и, вероятнее всего, власти.
— Ваше Высочество, Елизавета Петровна сама просила Марфу Егорьевну остаться и быть рядом с ней, — Михаил Илларионович Воронцов решился на защиту женщины.
— Рядом, вице-канцлер, не одно и тоже с тем, что статс-дама на свой лад трактует волю государыни. Не правда ли? — не оставил я шанса Воронцову на ответ.
Скажи он «нет» и тем самым усомнится в моих словах. В таком случае, я не убоюсь приказать увести пока еще вице-канцлера вообще вон. Ну, а его согласие — это поражение без какого-либо боя.
— Что с тетушкой? Это первостепенное! А никак не желание убрать подальше законного наследника престола Российского, государя-цесаревича, внука Петра Великого, — наступила пауза, никто не решался говорить.
— Больно худо матушке-государыне, медикусы говорят, что апоплексический удар ее хватил, — ответил Алексей Григорьевич Разумовский.
— Отчего двери в ее покои закрыты? — задал я очередной вопрос.
— Так пользуют ея, матушку нашу императрицу, государь-цесаревич, — ответил Алексей Петрович Бестужев-Рюмин.
В небольшом зале возле спальни Елизаветы собрались наиболее близкие ей люди. Это был Разумовский, Марфа Шувалова, Бестужев-Рюмин, вице-канцлер Воронцов, в углу тихо плакал Иван Иванович Шувалов.
Когда мы проходили по коридорам и залам дворца, я замечал иных придворных, среди которых была и мать Петра Румянцева, и брат тайного мужа государыни Кирилл Разумовский, и еще немало вельмож. Кто-то из них переговаривался, кто-то в некоем ожидании прохаживался взад-вперед.
В углу одной из залы, где переговаривались молодые фрейлины раздался заливистый девичий смех. Умирала государыня, которую в будущем могут именовать «веселой императрицей». Умирала под смех и веселье.
— Кто из медикусов смотрел государыню? И кто нынче с ней? — задал я очередные вопросы.
— Медикусы руками разводят, с государыней Антон Иванович Кашин. Он взялся лечить Елизавету Петровну и уже не дал ей помереть, на грудь силой жал, она в забытьи, — за всех ответил Бестужев.
Этот хитрый лис, поняв, куда дует ветер, уже присылал ко мне в Москву своего весьма смышленого помощника, пусть тот и прикидывался простачком. Мне дали недвусмысленно понять, что готовы к сотрудничеству. Может быть, именно поэтому канцлер и был первым, кто правильно среагировал на мое появление.
Отказываться от Бестужева не следует, пока не следует. Не вижу я равнозначной по изворотливости ума фигуры, чтобы не потерять нити международной повестки. Он не нужен мне, но пока необходим России. Сменить Бестужева на посту канцлера без особого упадка уровня международной повестки мог бы Михаил Илларионович Воронцов, но тот был в шуваловской партии и даже сейчас пытается в некотором роде мне дерзить. Вот узнает вице-канцлер, что нету больше его соратников, тогда посмотрим, как в полете переобуваться станет да лебезить передо мной. А нет — Сибирь большая.