Сопротивление большевизму 1917 — 1918 гг.

В некоторых других учебных заведениях города портреты царственных особ были сразу убраны или завешены материей, вероятно чтобы Их Величествам не приходилось больше смотреть на вышедших из ума людей.

Уроки в корпусе шли нормально, и даже кадеты, чтобы не причинять еще лишних неприятностей своим наставникам, как‑то более подтянулись и стали лучше себя вести. Никто из воспитателей и приходивших на уроки преподавателей в обсуждение совершившихся событий не вступал, да кадеты почти никого сами и не расспрашивали. Только не пользовавшийся большими симпатиями преподаватель русской истории, придя после свершившейся революции на свой первый урок во 2–е отделение 6–го класса, по–видимому желая произвести какое‑то для него выгодное впечатление на кадет, громогласно и с чувством полного достоинства объявил, что он — социалист, плехановец…

Сидевший на самой задней парте кадет К. Россин, как ужаленный, моментально вскочил со своего места и громко его спросил: «А до революции вы тоже были социалистом?» — «Ну да, конечно», — с пафосом ответил он и собирался еще что‑то добавить, но был вторично перебит Россиным: «А почему же вас тогда не повесили?» Класс разразился гомерическим хохотом. Ошеломленный произведенным неожиданным для него впечатлением на кадет, педагог замялся и сконфузился, но, немного придя в себя, хотя и весьма неуверенно, все же приступил к ведению урока. Больше на политические темы он в корпусе никогда не пытался выступать, а кадетам так и не удалось познакомиться с учением Плеханова.

Кадеты 2–го отделения 6–го класса, как и все остальные, остро переживали происходившие события и иногда спрашивали приходившего к ним на урок преподавателя русского языка Мирандова: «Что же получится дальше?» Он весьма неохотно и лаконично отвечал, что скоро будет избрано Учредительное собрание, которое и установит новую законную власть в стране, и тогда все будет в порядке. Кадетам хотелось верить его просвещенному мнению, но что‑то подсказывало им совсем другое, и они с трепетом в сердцах вглядывались в надвигавшееся будущее своей родины.

* * *

В Петрограде быстро организовалось Временное правительство разгулявшейся по просторам страны российской свободы. На третий или четвертый день всех кадет корпуса повели присягать ему на верность в корпусную церковь. Шли все неохотно. Но приказ был приказом, и ослушаться никто не посмел. В церкви с амвона корпусной священник читал слова присяги. В ответ несся неясный лепет нескольких сот голосов. Кто что отвечал, разобрать не представлялось возможным. Стоял какой‑то неопределенный гул, и чувствовалось, что все это была просто одна проформа.

Знаменитый «приказ № 1» в жизнь корпуса не внес каких‑нибудь осложнений, потому что его появление было враждебно встречено кадетами, и они подчеркнуто продолжали вести себя согласно уставным правилам прежних воинских законоположений. Кадеты не переставали отдавать установленную честь всем офицерам, становясь по фронт, кому полагалось по положению.

Низшие служащие корпуса — дядьки, повара, писаря и другие — своим поведением особой радости к добытой свободе ничем не показывали. Они все время держались так, как будто все происходившие события их мало касались. Только один кандидат на классную должность, фельдшер Григорьев, еще совсем молодой человек, просидевший, как у Христа за пазухой, всю войну в корпусном лазарете, пропитался революционным духом. Спустя полмесяца после революции он неожиданно появился в главном зале корпуса и довольно независимым тоном предложил сидевшей на стульях группе кадет немедленно убрать стоявшие и висевшие в зале портреты царственных особ. При этом позволил себе сказать несколько унизительных слов в адрес отрекшегося Царя.

Оскорбленные его замечанием кадеты моментально повскакали со своих мест и, дав ему основательную встрепку, выгнали вон из зала. После этого до конца учебного года он в стенах корпуса не проявлял больше своего революционного рвения. И портреты русских Царей, никем больше не тревожимые, продолжали оставаться в главном и ротных залах корпуса. Но в начале 1918 года, когда власть в городе окончательно перешла в руки большевиков, за свои заслуги перед революцией Григорьев был назначен комиссаром корпуса.

Прошло еще немного времени, и наконец, и в городе Симбирске образовался комитет учеников всех среднеучебных заведений — защищать интересы почувствовавшей вольность юной молодежи, которая хотела поменьше учиться, а побольше веселиться.

Первая рота кадет пришла с завтрака, и командир роты полковник Соловьев объявил перед строем, что из общеученического комитета пришло требование: произвести среди кадет старших двух классов выборы делегатов — по три человека от каждого отделения. Выбранные кадеты должны будут ходить каждый четверг после вечерних занятий в город, на заседание этого комитета, которое будет производиться в здании высшего начального училища. И, добавив «Выбирайте!», распустил роту.