Сопротивление большевизму 1917 — 1918 гг.

К началу 1918 года положение в Т.‑Х.‑Шуре было почти критическое. Защита 2–м Дагестанским конным полком, под командой полковника Нахибашева, Порт–Петровска от проходящих большевиков кончилась неудачей. С большими потерями полк отошел в направление на Шуру и остановился в селении Кумтор–Кале. Трагически погиб со спешенным взводом корнет Имам Буслаев, окруженный большевиками в одном доме. Большевики подожгли дом, и все погибли, отстреливаясь до последнего патрона. Эта операция — попытка отстоять одним спешенным полком город от большевистских банд — была организована полковником Коитбековым. Полковник Русул Бек Коитбеков, командир батальона Бакинского полка (39–й пехотной дивизии), доблестный офицер, герой Японской войны, награжденный орденом Святого Георгия 4–й степени, раненный в голову и в руку в Первую мировую войну. Был командирован от Кавказского фронта в Ставку на Съезд георгиевских кавалеров, попал в Быхов и сидел там с генералом Корниловым, бежал с ним, но отделился и пробрался в Дагестан, специально чтобы начать здесь борьбу против большевиков и соединиться потом с генералом Корниловым. Его характерная фигура навсегда запомнилась: небольшого роста, плотный, перевязка на голове и левая рука также постоянно на перевязи. Поразительное сходство с Наполеоном. Спустя два года после ухода Добровольческой армии с Кавказа и из Крыма он, скрываясь в горах, был пойман большевиками и расстрелян. Смерть встретил как подобает георгиевскому кавалеру, мужественно, сам подав команду к расстрелу. Но об этом будет сказано в дальнейшем

* * *

Дагестан жил только благодаря богатому хлебом Хасав–Юртскому округу, а подвоз прочих продуктов шел по Владикавказской железной дороге. Теперь все прекратилось, чеченцы и ауховцы, ограбив дотла русских поселенцев, заставили их бросить насиженные места. Железнодорожное движение прекратилось, и жители Дагестана доедали свой кукурузный хлеб, смешанный с соломой.

Я не противоречу себе, сказав раньше, что горцы отнюдь не были русофобами и не смотрели на русских как на «гяуров». Кто знает нравы и характер чеченцев и ингушей, тот поймет, что им все равно было, кого грабить, это своего рода молодечество и джигитство, и если бы пришли к ним и турки, то и их ограбили бы дотла. Все горцы считали за честь служить в русской армии и носить погоны, особенно офицера.

Каждая партия, а их было много, жаждала власти. Брали деньги ото всех, кто давал. Главной денежной валютой были «закавказские боны», выпускаемые под обеспечение нефтяных богатств Азербайджанским правительством совместно с Русским Национальным Советом, из Астрахани же снабжали обильно «керенками». Горцы сразу поняли, что самой твердой валютой является теперь винтовка с патронами, с которыми можно достать все.

Жизнь во всем крае была настолько расстроена, что никто не знал, кому подчиняться, и всадники 2–го Дагестанского конного полка решили, что сейчас зевать не надо и в определенные дни месяца исчезали из казарм на целый день и потом на вопрос: «Почему и куда самовольно отлучился?» — удивленно отвечали: «Как куда, разве не знаешь, что сегодня в ауле Коронай выдают жалованье красноармейцам?»

Оказывается, что они получали одновременно жалованье и от своего полка, и от большевиков, ибо числились на службе и там.

Результаты самоопределения народов сказались сразу: раньше воскресенье было общим государственным праздником, днем отдыха и все было закрыто, теперь же горские евреи, в руках которых была почти вся торговля в городах Дагестана, решили строго соблюдать свой день — субботу и закрывали все лавки, а дети не ходили в школы и гимназию. Мусульмане обиделись и, в свою очередь, объявили своим днем праздника пятницу (джума). Занятия в этот день в школах и полку не производились. Воскресенье, как и было раньше, остался общим государственным праздником. Таким образом, три дня в неделю никто ничего не делал. Кроме того, один раз в неделю, как раз в понедельник, был большой базар, и все бросали свои дела и занятия и устремлялись на базар, не только купить что‑либо, но и повидать своих родственников и знакомых, приехавших с гор. Весь день шаталась толпа по площади, узнавая новости (хабары) и сводя иногда даже свои счеты (кровавая месть). Во вторник кое‑как приходили на работу, службу, вспоминая происшествия накануне и никакой продуктивности не было ни в чем.