Соратники

Именно здесь, на тёмной даже в самый ясный солнечный день поляне за страшным тем лесом, и жила который уж год Яга. Знамо дело: не от большой охоты она тут поселилась и не забавы ради судьбу себе такую выбрала, – чтобы стражем тернового моста стать…

Уж сама потеряла счёт Яга, сколько лет провела в тёмном лесу. Навий царь слово своё держал, дозволял ей изредка видеться с женихом, ненаглядным Ратибором. И были для неё те свидания всем светом в окошке – хоть и редко они случались, ох как редко… Жила в ожидании их Яга долгими годами одна-одинёшенька, порой целыми месяцами ей и слова перемолвить было не с кем, кроме слуги своего верного, кота Баюна. С покойниками, что день и ночь шли нескончаемым потоком по терновому мосту в Навь, особливо не поговоришь, а живые гости навещали Ягу редко. По большому счёту, один Леший только к ней и захаживал, да и тот старался бывать нечасто. Нелегки были для него те встречи. Вдалеке от Яги он часто вспоминал о ней, что греха таить, тянуло его к ней, всё не ржавела, как мудро гласит пословица, старая любовь. И не мешал этой любви нисколько облик тот страшный, что приняла Яга по воле рока. Не было Лешему никакого дела до того, что выглядит его избранница уродливой старухой, он-то знал, какова на самом деле его ненаглядная Яга. Знал – и на всё был готов, чтоб к прежней жизни свою возлюбленную вернуть и счастливой её сделать. Пусть и не ответила на его чувства Яга, оставалась верна Ратибору, даже мёртвому, всё равно продолжал любить её тот, кто звался когда-то воеводой Лесилко. Дружбой той, что предложила ему Яга в ответ на признания его страстные, дорожил Леший, как зеницей ока. И потому, несмотря на поселившуюся в сердце тревогу, всё ещё надеялся, что найдёт Ягу живой и здоровой в её избушке на краю мёртвого леса.

Но не дошёл ещё Леший до поляны, как сразу понял, сердцем почувствовал: нет тут Яги. Ещё тревожнее, ещё горше на душе стало. Оглянулся, смотрит – будто тень какая-то мелькнула меж мёртвых стволов.

– Эй, кто тут прячется? – крикнул во весь свой зычный голос.

Ответом лишь мёртвая тишина была. А тень снова мелькнула в деревьях, уж подальше от поляны.

«Может, зверь какой ненароком забрёл, али мелочь лесная балуется, боровики да подкустовники», – подумал Леший. Принял игру, притаился, будто крепко задумался, даже глаза закрыл, чтобы обмануть гостя тайного, а сам втихаря глядит через полуприкрытые веки и видит, что тень уже с другой стороны скачет по веткам сухим. Вдруг как напали на Лешего сон да дрёма, уж так прилечь захотелось, мочи нету! Понял тогда царь лесной, кто тенью рядом таился, поднялся на ноги, крикнул:

– Хватит ужо, пошутил и будет!

Не помогло. Не проходит дрёма, пуще прежнего клонит. Тряхнул головой Леший, ещё громче да сердитее крикнул:

– А ну не балуй, Баюн, кому говорю!

Миг – и сон как рукой сняло. Подёрнулся дымкою лес, рассеялась ворожба, увидел Леший, что стоит он на тропке – для обычного глаза неприметной, но ему хорошо знакомой. А рядом на большом еловом пне чёрный кот сидит. Здоровенный, с волка ростом, шерсть богатая, глазищи огромные жёлтые сузил злобно, усищи топорщатся, а хвост пушистый так и хлещет по бокам.

– Ты чего это, Баюн, вдруг колдовать вздумал? – насупился Леший. – Нашёл, с кем шутки шутить! Али не признал меня?

Сверкнул глазищами кот, спрыгнул с пня – легко будто и не весил ничего, подошёл к Лешему, обнюхал кругом да и молвил:

– А откуда мне знать, что это именно ты? Вдруг, это не ты вовсе? Вдруг кто чужой твой облик принял?

– Это что ещё за новости? – удивился Леший. – С чего это кому-то вздумается себя за лесного царя выдавать?

Спросил – а у самого в мыслях то, что случилось нонче у дуба-портала, где распознал он, что вовсе не Яга с ними была, а другой кто-то в её облике. Стало быть, неспроста молвил такое кот, ох, неспроста…

– Ну-ка признавайся, что у тебя на уме! – приказал Леший.

Кот Баюн фыркнул, снова забил хвостом, но послушался, сел у ног Лешего и завёл рассказ. Баял долго, не спеша, со всеми подробностями да красотами – знамо дело, первый во всём Тридевятом царстве сказочник, положено ему так. Леший, которому не терпелось скорее разобраться, в чём дело, уж упарился его подгонять. Еле дождался, пока наступит конец Баюновой сказке, не пролившей пока что свет на тайну исчезновения Яги, но, меж тем, всё ж добавившей в загадочную ту историю кое-что новое.

Как оказалось, намедни Яга, как иногда случалось, отбыла куда-то, а когда воротилась, кот сразу почуял неладное. Выглядела-то хозяйка обычно, но вот пахла совсем иначе, чем-то душистым, приторным, как цветы заморские, – в жизни не было у неё такого запаха. Да и вела себя Яга куда как странно. Шастала по избе, осматривалась, точно была тут впервые, всё перерыла, пока не нашла самую ценную из своих диковин – блюдечко серебряное с яблочком золотым. Тут-то у Баюна уж сомнений никаких не осталось: не Яга перед ним, другой кто-то. Настоящая-то хозяйка его прекрасно знала, где волшебное блюдечко лежит, чай, пользовалась им по многу раз на дню.