Сорок четвертый. События, наблюдения, размышления

«Как довоенный кадровый офицер в чине ротмистра, я был в ЗВЗ, а потом в АК. После освобождения в начале августа пошел в армию, потому что так поступило большинство из нашей группировки. Через несколько дней после расквартирования в бараках запасного полка нас, несколько сот человек, собрали на плацу. Стояла жара, а я немного выпил. Перед нами выступал офицер в польском мундире. Говорил он нудно, как бы на каком-то другом языке, которого мы не знали, и, хуже того, с очень заметным акцентом. Увидев среди солдат несколько знакомых лиц, я крикнул; что-то вроде: «Поляки, пусть этот болтун не учит нас, как любить родину! Не будем служить в еврейском войске! Пошли назад!» Клянусь, что до этого момента я не имел такого намерения, и все это явилось результатом минутного импульса. Началась суматоха, беготня, раздалось несколько выстрелов. Меня схватили у ворот, арестовали и вскоре выслали. Вернулся я по прошествии лет наверняка иным, хотя, с точки зрения воинских порядков и обычаев, я думаю, а в то время был просто убежден, меня, строго говоря, тогда должны были расстрелять на месте».

И еще, последнее, уже из другой эпохи, написанное в январе 1945 года на левом берегу Вислы, когда началось наступление:

«Я наткнулся на людей, одетых в знакомый мундир цвета хаки, с орлами на «рогатывках» (конфедератках). Командир, молоденький, как и я бдительно взглянул и сухо сказал; «Ты кто? Документы! Документы!» Я был потрясен. Какие документы, немецкие или аковские? А эти еще не зажившие раны, выбитые зубы, сломанные ребра?

Я вытащил какую-то потертую бумажку из пиджака. Он едва взглянул: «Что тут делаешь?» — «Хочу в армию, сражаться». Он пренебрежительно усмехнулся: «А сумеешь, калека?» — «Отведи в штаб!» — «Отведу тебя, дорогуша, куда следует… А может быть, ты из АК?» Я кивнул головой. «Офицер?» Я молчал. Его товарищи взяли меня под руки. Так начались мои аресты и скитания по польским тюрьмам»{262}.

Так могло быть в январе. Но в 1944 году, на пороге октября, двери еще оставались открытыми.

Приглашение на фронт. Те, кто находились здесь в стране, сделали краеугольным камнем своей деятельности лозунг единства. В течение долгого времени они во имя антигитлеровского, освободительного характера национального объединения лояльно стремились к единству всех политических течений, всех партий и групп. Их лишили этой возможности. Они решили укрепить собственное единство, и было совершенно очевидно, что они старались держать двери возможно более широко открытыми для всех желающих. Так было и тогда, когда они еще только начинали и были слабы, и тогда, когда уже стали сильными. 1 мая 1944 года Центральный Комитет Польской рабочей партии и временный Центральный Комитет Рабочей партии польских социалистов в совместном воззвании призывали: