Сорок из Северного Далласа

и ты мне сказала потом, Когда я просил прощения, Что ты пошутила…

Вторник

Меня разбудил луч солнца, проникший сквозь щели между шторами. Чувствовал я себя чудовищно. Болели ноги, спина онемела и болела так, что я не мог повернуться, и носовые пазухи были заполнены цементом. Я осторожно соскользнул с постели, с трудом дотащился до туалета и сел на унитаз. Отец считал, что это полезно для здоровья, и это был единственный совет отца, которому я следовал каждое утро.

Все попытки прочистить нос были тщетны. Потекла кровь, а дышать носом я так и не мог. Нос мой ломали несколько раз, и хрящ заполнил носовой проход.

Я засунул глубоко в нос фломастер — удалось извлечь несколько кусков окровавленной плоти. Дышать стало немного легче. Утренние часы всегда были самыми мучительными — пока не удавалось согреть и размять изуродованные суставы, порванные мышцы и травмированные сухожилия.

Я встал под душ. Горячие струи немного притупили боль.

Зазвонил телефон.

Этим утром колени болели особенно сильно, и я с трудом выбрался из ванны. Завернувшись в банное полотенце, ступая на пятки и стараясь не сгибать колен, я подошёл к телефону.

— Привет, Филип. — Это была Джоана. — Вчера вечером я скучала по тебе.

— И я. Ты извини. Был весь день с Максвеллом, а потом он затащил меня к Энди, и вернулся я домой в пятом часу утра.

— Я тебя не разбудила?

— Нет, я уже встал.

— Ты придёшь ко мне?

— Приду. Он в городе?

— Нет, ещё в Чикаго. Только что звонил и сказал, что не сможет приехать до среды.

— Я буду часов в восемь.

— Целую и жду.

На кухне был обычный бардак. В раковине громоздилась гора немытой посуды. Из помойного ведра, которое я забыл вчера вынести, тошнотворно воняло. Слышно было, как шуршали тараканы. Стена над плитой была забрызгана кофе.

На подоконнике рядом с раковиной стоял пузырёк с кодеином. Я проглотил пару таблеток. Кодеин заглушал боль в спине и ногах, и его было достаточно для тренировок и большинства игр, но часто приходилось прибегать и к более сильным средствам. И в последнее время мне требовались всё более крупные дозы кодеина. Это превратилось в ежедневный ритуал.

Я решил выкурить сигарету с марихуаной. Медленно затягиваясь, оделся. Хлопнула наружная дверь. Это пришла моя прислуга, Джонни. Я вышел из дома, сел в машину и поехал к Норт Даллас Тауэрз, где на десятом этаже размещалось руководство клуба.

На прошлой неделе Б. А. вызывал меня к себе, потому что я пришёл на тренировку в накладной бороде, парике и цилиндре. К концу недели и другие игроки начали приходить на тренировки в карнавальных костюмах.

Джим Джонсон, тренер оборонительной линии, был вне себя от ярости.

— Будь я главным тренером команды, вышиб бы тебя к такой-то матери.

— Но ты — не главный тренер, — напомнил я ему, поглаживая бороду.

— Эфиоп твою бабушку! — Джонсон, задыхаясь от злобы, хотел схватить меня за бороду, но раздался свисток к началу тренировки, я увернулся и побежал на другой конец поля. Борода развевалась на ветру.

Огромное здание из чёрного стекла и стали появилось справа. Я свернул с шоссе, подъехал к небоскрёбу и остановился у пожарного выхода. Мозг мой был замкнут первой дозой наркотика, а в теле появилась лёгкость.

Дверцы лифта раздвинулись на десятом этаже. Стены были украшены гигантскими фотографиями игровых моментов, с фигурами атлетов большими, чем в натуральную величину, с гримасами страха и боли, которых зрители с трибун не видят. Я прибыл в страну футбола, где всё подчинено статьям контракта.

— Скажи шефу — я прибыл.

Секретарша набрала номер личного секретаря Б. А.

— Приехал Фил Эллиот… Он здесь, в приёмной… Руфь спрашивает, — девушка посмотрела на меня, — Б. А. вызывал?

— Нет, — солгал я, — но передай ей, что у меня в портфеле штучка, без которой не может обойтись ни одна американская семья. — Я попытался отбить чечётку под музыку, доносящуюся из скрытых динамиков. Лёгкость от кодеина заполнила моё тело. Мысли порхали радостно, как бабочки над цветочной поляной.

Билл Нидхэм, управляющий делами клуба, вышел из своего кабинета.

— Эй, Фил! — сказал он и, подняв для большей значительности палец, пошёл ко мне. — Пришёл счёт из гостиницы в Филадельфии. Ты заказал в номер пятнадцать банок пива и десять гамбургеров с куриным салатом.

— Серьёзно?

— Ты получаешь суточные, их вполне должно хватать. — Нидхэм перевёл дыхание. Его огромный живот задрожал. — Неужели ты съел все эти гамбургеры и выпил всё пиво?

— Больше всего на свете я боюсь похудеть. — Я улыбнулся и сделал довольно-таки изящный пируэт.

— Клинтон оторвёт тебе…

Клинтон Фут был главным менеджером клуба.

— Передай Клинтону, — сказал я, — что куриный салат на вкус был гораздо хуже дерьма, так что за него можно не платить. Эти городские ловкачи, они уверены, что провинциал вроде меня не сможет отличить настоящий куриный салат от собачьего дерьма.

На самом деле Максвелл сделал этот заказ по телефону и потом подделал мою подпись. В нашей комнате допоздна играли в карты. Но говорить об этом бессмысленно. Всё равно сумма будет вычтена из моей зарплаты.

В приёмной зазвонил телефон.

— Проходи, Фил, — сказала девушка.