Сорвавшийся с цепи

– А ну-ка отойди. – Отец отпихнул его и, вскинув «тигр», прицелился в убегающего.

Это действительно был Крапчатый. Не угодив под пули, он выскочил через черный ход и теперь улепетывал по улице прочь. Мизгирь и не подозревал, что эта двуногая туша способна бегать с такой резвостью, но глаза его не обманывали.

– Не так шустро, жирный ублюдок! – процедил сквозь зубы капитан и спустил курок.

Промахнуться было сложно – Крапчатый отбежал еще недалеко. Но Мизгиря подвели трясущиеся от нервов, рытья могил и попойки руки. Выпущенная им пуля пронеслась над головой толстяка и впилась в покосившийся фонарный столб перед ним.

Не исключено, что следующий выстрел получился бы удачнее, о чем также подумал и Крапчатый. Не будь дураком, он метнулся в ближайший проулок и был таков.

– Ну что, командир? – осведомился Кайзер.

– «Зверь» не взят. Слиняла паскуда, – пробурчал Мизгирь, отставив «тигр» к стене и закуривая сигарету. – Дайте мне кто-нибудь воды, что ли. В глотке пересохло, аж спасу нет.

Илюха сбегал на кухню и, набрав из бака ковш воды, принес его отцу.

– М-м-м… – промычал Мизгирь в качестве благодарности, приложившись к ковшу, и осушил его большими глотками.

– Бать… а мы что, теперь убиваем всех подряд? И обычных людей тоже? – собравшись с духом, спросил Илюха. Он отлично видел, что в «Мазутном счастье» стрельбаны перебили не бандитов, а простых горожан. И хоть сами убийцы не выказывали на сей счет сожаления, все равно Илюхе было не по себе.

– Не мели ерунды, сынок. Кроме нас, в этом городе больше нет обычных людей, – ответил Мизгирь, утерев губы рукавом и вновь затягиваясь сигаретным дымом. – Не видишь, что ли: вокруг одно «зверье», которое только и хочет вцепиться тебе в глотку. Так что держи винтовку крепче и не роняй, чтобы в следующий раз тебе не пришлось сверкать пятками.

Эти слова не были упреком – когда Мизгирь в чем-либо упрекал сына, он делал это жестче и без обиняков. И все равно отцовский наказ задел Илюху, словно пощечина.

Но мальчишка проглотил обиду, не став ни пререкаться, ни оправдываться. Лишь подумал, глядя на отца, курящего теперь чаще обычного, что неплохо бы тоже начать курить. Если им так и так предстоит здесь издохнуть, табачный дым будет последней из причин, которая убьет Илюху. К тому же вряд ли отец станет его за это бранить, раз уж не бранился, когда видел его намедни с бутылкой самогона.

Перешагнув через труп, Илюха подошел к перевернутому столу и подобрал сигаретную пачку с зажигалкой, что принадлежали кому-то из убитых. Никто не сказал мальчишке ни слова. Даже отец, который снова впал в депрессию, забыв о том, что не вся его семья еще покоилась в могилах.

Что ж, пусть так. Все равно говорить с ним пока было бесполезно. И Илюха, прихватив «итальянку», отправился на второй этаж искать себе укромный уголок. Потому что стрельбаны планировали возобновить поминки, тогда как Илюхе хотелось лечь и уснуть. Или умереть. В общем, как получится, но оба варианта казались ему одинаково желанными…

Глава 26

Тризна была продолжена, но уже без сумасшедших выходок, стрельбы и поджогов. Теперь Мизгирь сидел в одиночестве у камина с расстегнутой кобурой, откуда товарищи то и дело пытались выкрасть пистолет. И всякий раз безуспешно.

Просыхать комвзвода и не думал. Зачем? Внутри у него полыхали гнев и скорбь, его сознание было затуманено, и трезвый он ничем не отличался бы от пьяного. А если нет разницы, зачем отказываться от единственного занятия, которое было Мизгирю по силам?

Что делали остальные и Илюха, его не интересовало. Но изредка кто-нибудь из них показывался Мизгирю на глаза, а значит, они его не бросили. Иногда, выйдя из полузабытья, он обнаруживал рядом на столе миску с едой. Иногда – пустую, но он не помнил, как ел. Как вставал из кресла и добирался до туалета, припоминал смутно, но этот «автопилот» вроде работал без сбоев. По крайней мере, штаны у Мизгиря были сухие и дерьмом от него не разило.

В один из таких походов в уборную он подошел к раковине, чтобы ополоснуть лицо; водопровод в баре не работал, и Крапчатый приделал над раковиной обычный рукомойник. Однако стоило капитану взглянуть в зеркало, как он в ужасе отпрянул. Потому что увидел там своего злейшего врага. После чего выхватил из кобуры пистолет, прицелился…

…Но не выстрелил. Нет, он еще не сжег мозги алкоголем и понял: в зеркале был не Морок, а он сам. Осунувшийся и постаревший, но не это было их главным сходством, а седина. В последний раз Мизгирь смотрелся в зеркало, когда у него еще был дом – перед поездкой на злосчастную финальную охоту. И тогда шевелюра у него была темная, лишь слегка припорошенная сединой. Теперь же…

Он провел рукой по волосам. Да, теперь черные волосы у него на голове надо было искать с лупой. И никто ему об этом не сказал. Небось, думали, что он уже в курсе, и не хотели лишний раз огорчать.