Сосед сверху, сосед снизу

Эрик Лусито — танцор, даже в поцелуях. И целовать, оказывается, можно по-разному. Можно жадно, бесцеремонно, пожирая друг дружку со страстью румбы. Можно нежно, трепетно, будто в куртуазном вальсе.

А можно вовлечь язык партнерши в роковое, пропитанное вкусом алых вин и шелковых простыней танго. Как он меня сейчас…

Грязное танго. Такое, во время которого нет никакого расстояния между двумя людьми, когда под платьем у девушки нет ни клочка белья, соски торчат смертоносными айсбергами, и ты точно знаешь — никто не должен стать свидителем этого танца.

Именно в эту секунду я и проигрываю окончательно. Ловкие пальцы Эрика все-таки ныряют туда, под ткань, разводят уже масляные от моего возбуждения чуткие складки, не оставляя мне ни малейшего шанса на сохранение этой постыдной тайны.

Той, которая о том, как сильно я его хочу — до гулкого звона в голове, до бесконечной духоты под ребрами. Вопреки всему тому рациональному, что против. И о боже, как же восхитительно сладко ему сейчас проиграть…

28. Настя и Эрик. Нежданное противоядие

Что можно сделать двум людям, не разлучая слившихся в единое целое губ? Многое — например, мужчине одним резким рывком задрать почти до пояса подол мешающей его неторопливым движениям юбки.

 А девушке… А девушке, например, взять и стиснуть ладонь на крепкой мужской ягодице. Ну, а что, не все же ему верховодить и лапать меня чуть что. Я тоже хочу!

Я готова расхохотаться, когда у Эрика на это взлетают брови. Такого он от меня точно не ожидал. И в крови тысячей хмельных пузырьков вскипает ликование. Я его удивила? Да неужто!

Мы целуемся не закрывая глаз. Уже даже это кажется вызывающим, потому что эти поцелуи — не ради чувств, это — совершенно откровенная прелюдия. И мы оба об этом знаем.

Я кажусь себе одержимой тысячей бесов сразу. Просто потому что — ну, это же не могу быть я. Не могу я так жадно целоваться с малознакомым красавчиком, да еще и щупать его за все места, до которых дотягиваюсь.

Хотя нет, ошибочка, кажется, сейчас я именно этим и занимаюсь.

Эрик…

Я не могу даже простонать это — его настойчивый язык ведет меня по пути поцелуйного разврата. Но мне очень хочется стонать. Его имя. И только его!

Его пальцы не останавливаются там внизу, раз за разом неторопливыми движениями разогревая меня. Это мучительно. Его не могут за такое посадить, скажем, по статье «Жестокое обращение с девушками»?

Да?

Ок, только давайте с этим не сейчас. Он сейчас занят!

Змей дарует мне милость — соскальзывает губами с моего рта, позволяя глотнуть свежего, не кипящего воздуха. Целует ниже губ, еще ниже, соскальзывает губами по моему подбородку.

Я ловлю себя с поличным — я все-таки сорвалась и добралась своими горящими ладонями до стянутых в тугой узел на затылке волос и потянула за тонкую резинку, что их сдерживает.

Ныряю пальцами в мягкие шелковистые кудри и даже возбужденно постанываю от этого ощущения. Боже, я по этому… Скучала.

Всего один раз это делала, но при этом — все эти пять лет я помнила, что впиваться в волосы Катанийского Змея — восхитительное удовольствие, крепостью градусов на шестнадцать. А его губы — тут,  пожалуй, все сорок.

По крайней мере, оставаться трезвой и равнодушной после пары поцелуев почти невозможно.

И сколько всего вспоминается…

Вплоть до того, что я следила за его карьерой с самого начала. Он не всегда побеждал на международных чемпионатах, увел у меня и моего партнера золото всего один раз, но… Это не было принципиально.

Принципиален был он сам.

Если уж и говорить откровенно, то назвав меня своей фанаткой, Змей не так уж ошибся.

Потому что тот же итальянский язык я учила не просто так. А для того, чтобы тайком, когда выпадает свободный час, иметь возможность посмотреть танцевальные турниры Италии на языке оригинала. Да, в танце не важен язык, но мне было интересно все, даже бубнеж синхронного комментатора. И все ради одного потрясающего танцора, что раз за разом поражал мое воображение.

И сейчас…

Господи, да — я помню, он — мудак, он на меня поспорил и… Но когда это отменяло, что он — потрясающе красивый мужчина? А я…

А я не хочу быть правильной. Хотя бы сегодня! Хотя бы чуть-чуть…

— Эрик…

Моя водолазка сползает выше. Еще чуть-чуть — и окажется обнаженной грудь, и… на этой мысли я ощущаю приступ паники.

Казалось бы, я уже столько всего ему позволила, почему бы не позволить еще и это, но пока что мне удается оправдывать происходящее как «не секс». Как прелюдию к нему, как потрясающие предварительные ласки, но…

Я ведь не хотела никому из них позволять выигрывать. То есть секс в его классическом исполнении не допустим, потому что, судя по всему, только он у этих двоих придурков и считается за достижение.

И пока мы не пересекли эту грань, я еще не паникую, а вот если пересечем…

Эрик будто не замечает моего стона, но при этом его пальцы мягко, вдумчиво проскальзывают по коже под моими ребрами, будто обещая, но при этом не пересекая.