Соседи

Потом она принималась как бы на зло себе считать, сколько месяцев, недель, дней остается до возвращения Крутоярова. Шесть месяцев — это двадцать четыре недели, или сто восемьдесят четыре дня.

Долго, ох как долго!

Однажды ей довелось прочитать, что такое время. Время — понятие неоднозначное, растяжимое. Оно может тянуться бесконечно и промелькнуть в один миг.

Рена наперед знала, что эти шесть месяцев будут тянуться невыносимо долго. Каждый день покажется годом.

Ну и что с того? Придется ждать, потому что ничего другого не остается.

Так думала Рена по ночам, а утром она вновь была оживленной, как бы искрилась неподдельным весельем, лихо передразнивала маму, пикировалась с Севой.

Можно было подумать, что нет человека веселее и беззаботнее Рены...

Глава 12. Валерик

— Ты спишь? — спросила Надежда.

Валерик притворился, что не слышит, крепко спит. Даже начал всхрапывать, будто бы спит без задних ног. Однако обмануть Надежду ему не удалось.

— А ну, хватит, — сказала она. — Хватит паясничать!

Валерик глубоко вздохнул, как бы просыпаясь.

— Давай, давай! — сказала Надежда. — Перестань лукавить!

Где-то в конце коридора, должно быть у Севы, пробило шесть раз. Еще самый сон, шесть утра...

Но Надежде не спалось, и она знала, Валерик тоже не спит.

Вчера примерно в этот самый час она проснулась: он сопел, время от времени всхлипывал.

— Что с тобой? — спросила Надежда.

Он долго молчал, потом ответил:

— Бабушку жаль...

— Ты же знаешь, что с нею все нормально, — сказала Надежда. — Я тут еще одно письмо от нее получила, да ты и сам читал...

— Читал, — согласился Валерик. — Но все равно ей ведь скучно в этом самом инвалидном доме...

Надежда не стала с ним спорить, убеждать его. Кто же не поймет, что скучно старушке в инвалидном доме, вдали от родных? Наверняка, тоска тоской...

В самом начале, как только Валерик поселился у Надежды, он сразу же рассказал ей обо всем. Рассказывал Валерик сравнительно спокойно, как все было. Как они жили все вместе, он, мама, бабушка. И про Славку тоже не позабыл рассказать, даже про его маму и папу.

И само собой, про хиляка, про то, как вошел хиляк в их дом, в их жизнь, быстро, умело переделав все так, как хотелось ему.

— Я никогда не видела твою бабушку, — сказала Надежда. — Но мне ее, честное слово, жалко.

— Как думаете, тетя Надя, маме ее тоже жалко? — помедлив, спросил Валерик.

— Думаю, тоже, только, наверно, она боится высказывать свою жалость...

— Из-за хиляка? — перебил Валерик. — Да? Из-за него?

— Наверно, — сказала Надежда.

Валерик снова замолчал надолго, потом сказал:

— Я домой ни за что не хочу возвращаться, только если вам, тетя Надя, трудно со мной, я лучше где-нибудь как-нибудь устроюсь, хотя бы на вокзале ночевать буду, а домой не поеду!

— Кто тебя домой гонит? — спросила Надежда.

Он жил у нее уже почти две недели. Поначалу Надежда порывалась было отправить его обратно, но постепенно незаметно для себя привязалась к нему. И уже трудно было даже представить себе, как же это она останется без него.

— Но ты должен поступить в школу, закончить десятилетку, — наставительно произнесла Надежда. — Иначе нельзя, понял?

— Понял, — ответил Валерик.

Ему и хотелось, и не хотелось учиться. Скорее все-таки хотелось. Надежда была, в общем-то, права: это, разумеется, не дело, в его годы болтаться и не учиться. Как же так можно? Нет, на этот раз она определенно права.

Он не мог заставить себя относиться к Надежде как к старшей. Впрочем, когда-то он точно так же, почти как к ровне относился к маме. И Надежда тоже представлялась ему чуть ли не его ровесницей, он так и сказал ей однажды:

— Мы с вами, тетя Надя, вроде сверстники, честное слово!

Надежда и сердилась, и смеялась:

— Как ты смеешь так говорить? Как-никак я же твоя тетка!

— Тоже мне тетка, — отвечал Валерик.

Поселившись у нее, Валерик заявил почти сразу же:

— Хозяйство, тетя Надя, беру в свои руки...

— Бери, — согласилась Надежда, не выносившая решительно никаких домашних забот.

— Перво-наперво я буду все покупать, — сказал Валерик. — И даже иногда готовить, я умею готовить, вот увидите...

— А кто будет относить белье в прачечную? — спросила Надежда. — Пока ты не учишься, давай ты, ладно?

— Согласен, — сказал Валерик.

— Нет, в самом деле, — сказала Надежда. — Неужели ты умеешь готовить?

— А вы проверьте, тогда поверите!

— Проверю, мне ничего не стоит.

— Я все умею, — сказал Валерик. — И все буду сам делать: полы натирать, капусту на зиму рубить и грибы мариновать...

Как бы там ни было, а он сумел кое-чему научиться у хиляка. Эрна Генриховна и Ирина Петровна только руками разводили, когда видели, как Валерик готовит отбивные: сперва мочит их в молоке, потом поливает яичным желтком, потом обваливает в муке.

— Это надо тебе только представить, — говорила Эрна Генриховна, — у меня отбивные чахлые, как завядший фикус, а у него они дышат, да, просто дышат...

— Пухленькие и аппетитные, просто на удивленье, — вторила ей Ирина Петровна.

Но иной раз случалось, Надежда возвращалась домой после работы — дома обеда нет.

На столе кекс, апельсины, орехи фундук.