Соседи

Он вообще был согласен на все Симочкины предложения. Единственное, на чем он настоял, — был Дворец бракосочетаний, во всем остальном он с радостью шел на поводу у Симочки. Она решила не устраивать свадьбы, и он поддержал ее.

— Ну и не надо.

Она решила поехать вдвоем на четыре дня в пансионат «Березка», и он тоже согласился, хотя сроду не выносил пансионатов, санаториев и домов отдыха.

Жить они договорились у Симочки, там была просторная, на троих, отдельная двухкомнатная квартира, а у Севы все трое жили в одной комнате, куда еще приводить молодую жену.

Симочка считала, что Сева подходит ей по всем параметрам: скромный, трудолюбивый, покладистый.

Ее не смущало, что у Севы нет высшего образования. Нет, ну и не надо, и так можно жить, тем более что со временем, как она полагала, он поступит в какой-нибудь вуз на заочное отделение, он способный, работящий, это Симочка сразу же подметила, чуть ли не с первого дня знакомства, и наверняка сумеет и учиться, и работать; в конце концов, может быть, даже будет еще больше работать, как ни говори, хоть и маленькая, а семья.

Несмотря на молодость, у Симочки уже накопился порядочный опыт, она умела хорошо, с толком разбираться в мужчинах. Романов у нее было, по собственному ее выражению, по самое горлышко — и со студентами, и с инженерами, даже с одним доцентом.

В редкие минуты откровенности (очень редкие, потому что Симочка старалась не разрешать себе распускаться и ныть) она признавалась: «Все вроде хорошо, и ухаживают, и подарки носят, и, казалось бы, любят — дальше некуда, а поди уговори в загс...»

Может быть, Сева и не был самый блестящий, самый что ни на есть перспективный жених, зато она сразу же почувствовала: этот относится к ней серьезней всех, этот и не думает отвертеться, а, напротив, спит и видит ее своей женою...

У Симочки был острый ум, унаследованный от папы, бухгалтера, она умела по достоинству, почти безошибочно оценивать как людей, так и обстоятельства и жизненные ситуации. Она не любила споров, не признавала ссор и дрязг, но умела добиваться всего, чего ей хотелось.

Однажды она не выдержала, поддалась женской слабости и разоткровенничалась с Лелей. В конце концов, даже самому скрытному человеку хочется подчас распахнуть кому-то свою душу.

— Думаешь, мне очень нравится, что Сева такой шибко родственный? — спросила она Лелю. — Вот уж чего нет, того нет.

—А ты бы хотела, чтобы он был сухой и жесткий? — спросила Леля.

— К чему крайности? — возразила Симочка. — Я хочу, чтобы он любил меня одну, больше всего любил только меня; а что касается мамочки и сестрички, то пусть они довольствуются остатками с моего стола. — Симочка сощурила фиалковые свои глаза, невольно вздохнула: — К великому моему сожалению, пока что и у мамочки, и у сестрички основной пакет акций. — Это было излюбленное выражение папы-бухгалтера. — Если хочешь знать, я разработала целую программу-минимум для себя, — продолжала Симочка выкладывать Леле один за другим своим планы. — На первых порах постараюсь ладить с мамашей и с Реной, буду уступать им по мере возможности. С мамашей я быстро справлюсь, можешь не сомневаться, ее легко обвести вокруг пальца, достаточно принести коробку конфет «Ассорти», посидеть с полчаса рядом, выслушать жалобы на погоду, на ломоту в костях, на капризных клиентов, вовремя поддакнуть, посочувствовать — и она моя. А вот с Реной будет посложнее, у кого-кого, а у нее нюх чисто собачий, — Симочка тряхнула кудряшками. — Но ты не беспокойся, я и ее обработаю. Начну постепенно, терпеливо отваживать его от них, буду заставлять бывать у них пореже, покороче. Но это, как ты понимаешь, со временем, не на первых порах. Я не тороплю событий. Ведь выигрывает тот, кто умеет выждать хотя бы на пятнадцать минут дольше.

И это тоже было одно из самых любимых выражений многоопытного Симочкиного папы, взятое Симочкой, что называется, на вооружение.

Глава 14. Леля

Леля считала себя человеком без предрассудков, не выносила, когда лезли в ее дела, и сама старалась не интересоваться чужими. Но Симочкины расчеты даже ее поразили своим откровенным цинизмом. Она, конечно, ничего не сказала подруге, но, когда осталась одна, долго не могла успокоиться.

«Как же так? — думала Леля. — Севка в нее влюблен без памяти, а она что-то высчитывает, выгадывает из его любви... Сева тем и хорош, что к матери и сестре привязан, оторви его от них, неизвестно, что с Севой самим станет, как бы не спился. Впрочем, у Симочки не сопьешься. Ну, что-нибудь другое произойдет, это все равно что из человека душу вынуть. Любит Сева родных — ну и пускай любит, разве можно насиловать его чувства?!

А свои собственные можно? — спросила вдруг Леля саму себя. Что же я-то наделала? С какой стати пожертвовала своей-то любовью? Ну, есть у Гриши жена и сын, и пускай он их любит по-старому. И меня пусть любит, он ведь любит меня, верно?»

Леля поймала себя на том, что последнее время все чаще вспоминает о Грише. На миг почудилось, в темноте перед ней блеснули Гришины глаза, губы его дрогнули, говоря что-то неслышное ей...