Тут его охватил настоящий страх. Вообще-то его первая искра проскочила и разгорелась совершенно незаметно для самого Беннета, но когда он торопливо отворил дверь и сделал шаг на крыльцо, страх вспыхнул в нем настоящим пожаром.
Туман был везде, густой и белый, неподвижный и непроницаемый, он целиком проглотил улицу, на которой они с Шелли прожили более двадцати лет, не оставив от нее ни единого опознавательного знака. Он попал в чужеродный ландшафт — нет, даже не ландшафт, а скорее холст… белый холст на старом мольберте, который стоит на затхлом чердаке где-нибудь в Сумеречной Зоне, и он, Беннет, единственный мазок краски на нем.
Причем быстро теряющий цвет.
Устремив взгляд в сторону дорожки, которая вела к гаражу у дома, он обрадовался, различив в сплошной стене тумана изгородь, отделявшую его участок от участка соседей, Джерри и Эми Сондхайм. Он не знал, радоваться или огорчаться тому, что Шелли взяла машину. Потом решил радоваться: будь автомобиль на месте, он сейчас кинулся бы к нему, занял знакомое место за рулем и поехал.
«Куда поехал?» — спокойно спросил его внутренний голос.
Беннет кивнул. Никуда бы он сейчас не поехал. И никто в таком тумане никуда не поедет. Господи, да что же это такое?
Он вглядывался в белизну, пытаясь уловить хоть какие-нибудь признаки движения. Их не было. Туман походил на крашеную поверхность, как будто вся планета целиком тонула в белесом море, уходя в него навсегда, не оставляя ни следа на его поверхности.
Ни радио, ни телевидения, ни телефона… даже Интернет куда-то подевался! Может быть, это конец? Вся планета отрезана от самой себя, как будто ничего на ней больше не существует? И никогда не существовало?
И тут — как раз когда Беннет посмотрел налево, вдоль Сикамор-стрит до ее пересечения с Мешем лейн, где должна была быть старая скамья, которую Чарли Спаттеренк поставил в память о своей покойной жене, Хейзел, и уже повернул голову направо, в сторону Мейн-стрит, послушать, доносится ли оттуда шум машин, — он уловил какое-то движение в тумане.
Он резко повернул голову прямо и стал смотреть перед собой, пристально вглядываясь в туман. Но так ничего и не увидел… хотя туман теперь как будто немного колыхался… словно что-то двигалось к нему сквозь пелену. Двигалось, расталкивая собой туман…
— Кто там? — Его голос прозвучал жалобно и слабо, и он тут же возненавидел себя за это. Но сделать все равно ничего не мог. До боли в глазах он продолжал вглядываться в колышущуюся белую пелену.
— Здесь есть кто-нибудь? Нужна помощь?
Сначала он постарался придать своему голосу выражение шутливой серьезности — господи боже, ну и погоды у нас нынче! — а уже потом имитировал… глас ослепленного туманом самаритянина, взывающего к измученному, сбившемуся с пути страннику.
Звук раздался снова — вроде кто-то несмело шаркает по мостовой подошвами? — причем в сопровождении то ли кашля, то ли низкого, гортанного ворчания.
Беннет отшатнулся, протянул руку назад, ухватился за такую родную и надежную дверную ручку, и тут ощутил что-то под ногами. Бросив быстрый взгляд вниз, он увидел свернутую трубкой газету. Из нее что-то торчало — ярко раскрашенная рекламка была вложена между страниц.
Нагнувшись, он подхватил газету вместе со всем, что в ней было, и окончательно попятился в дом, захлопнув сначала дверь-ширму, а затем, стоя спиной к прихожей, протянул в сторону руку, нащупал основную дверь, закрыл ее, задвинул защелки сверху и снизу и только потом повернул в замке ключ.
Снаружи стояла полная тишина, не было слышно ни звука. Хотя, если подумать, то куда они могли подеваться? Даже если туман окутал собой целое графство — что маловероятно, скорее всего, в его власти оказались лишь Форест Плейнз, да и то не целиком, а всего несколько улиц, — то, стоя на ступеньках своего крыльца, он должен был что-нибудь слышать: автомобильные сигнализации, голоса, работающие моторы, чья-нибудь собака завыла бы, напуганная свалившимся вдруг невесть откуда клаустрофобическим занавесом.
Но снаружи все было тихо.
Он даже не представлял, что такая тишина бывает на свете.
Да и увидеть хоть что-нибудь он тоже должен был… что угодно: угол окна в доме через улицу, расплывчатый силуэт фронтона или водосточной трубы, едва различимый контур припаркованной машины, водитель которой не смог или не захотел рисковать при такой плохой видимости.
Но сквозь белизну совсем ничего не было видно.
Ему вдруг подумалось:
…почему-то мне кажется, что мы не в Канзасе, Тотошка… что это была вовсе не Сикамор-стрит. И совсем не Форест Плейнз. И торговый центр, где Шелли со своей сестрой Лизой покупают до упаду, остался совсем в другом мире.
Он подошел к окну в прихожей и стал смотреть на улицу. Там все было как прежде. Он различал дорожку, которая вела к его гаражу, и лужайку, примыкавшую к дорожке, и смутные очертания проезжей части за изгородью… но ничего больше.