Состояние постмодерна. Исследование истоков культурных изменений

Поскольку это противопоставление важно, я приведу один пример, блестяще использованный в книге Карла Шорске о Вене конца XIX века, а именно контраст между подходами Камилло Зитте и Отто Вагнера к производству городского пространства. Зитте, укорененный в традиции ремесленных рабочих Вены конца XIX века и питающий отвращение к узкому и техническому функционализму, казалось, примкнувшему к искушению коммерческой прибылью, стремился к конструированию пространств, которые заставили бы жителей большого города чувствовать себя «уверенными и счастливыми». Это означало, что «градостроительство должно быть не просто техническим вопросом, но вопросом эстетическим в высшем смысле». Поэтому Зитте приступил к созданию внутренних пространств – публичных пространств и площадей, которые способствовали бы сохранению и даже воссозданию некоего чувства общности. Он стремился к тому, чтобы «преодолеть фрагментацию и обеспечить “жизненный облик сообщества”» для людей в целом. Это использование искусства в формировании пространства для создания реального ощущения общности было для Зитте единственной возможной реакцией на современность (modernity

). Как резюмирует Шорске («в холодном, увлекаемом уличным движением современном городе-логарифмической линейке и городе трущоб живописная комфортная площадь может пробудить воспоминания об исчезнувшем бургерском прошлом. Эта пространственно выразительная память вдохновит нас на создание лучшего будущего, свободного от филистерства и утилитаризма» [Schorske, 1981, р. 72]. К каким непротиворечивым ценностям мог апеллировать Зитте? Нуждаясь в новом идеале, «помимо реального мира и над ним», Зитте «возвеличивал Рихарда Вагнера как гения, осознавшего эту искупительную, ориентированную на будущее работу в качестве особенной задачи художника. Художник должен заново создать мир, разрушенный безродным охотником за знанием и торговлей, что оставил страдающий народ без главного мифа, которым тот живет» [Ibid., р. 69].

Идеи Зитте, созвучные идеям антимодернистов наподобие Джейн Джекобс и довольно популярные среди сегодняшних городских планировщиков, можно рассматривать в качестве специфической реакции на коммерциализацию, утилитарный рационализм, а также различные виды фрагментации и неуверенности, которые обычно возникают в условиях временно-пространственного сжатия. Кроме того, в идеях Зитте определенно содержится попытка спациализировать время, однако в этом они не имеют иного результата, кроме эстетизации политики – в случае Зитте посредством обращения к вагнеровскому мифу с его идеей укорененной общности. Но здесь Зитте шел на поводу у целого ряда политических, культурных и пространственных практик, которые стремились усилить солидарность и традицию локального сообщества перед вызовом универсализма и глобализма денежной власти, коммодификации и обращения капитала. Керн, например, сообщает, что «национальные фестивали в Германии этого периода заполняли пространства вокруг национальных монументов, где массы людей могли петь и танцевать». Именно такие типы пространства и начал организовывать Зитте.

Ужасающим в последующей истории этой разновидности пространственной практики было то, что слишком многие венские художники, которых поддерживал Зитте, затем будут массово собираться на площадях, в общественных и жилых пространствах, которые хотел создать Зитте, чтобы выразить свое озлобленное противодействие интернационализму, склоняясь к антисемитизму (нападавшему на этническую и религиозную группу, благодаря наличию диаспоры наиболее репрезентативную в смысле интернационализма в сфере как капитала, так и труда) и специфическим для конкретного места мифам нацизма в противовес рациональному утилитаризму мысли Просвещения. Впечатляющие зрелища того типа, что организовывали нацисты, определенно оживляли пространства, им удавалось взывать к глубинной мифологии пространства, символизирующей «общность», но это была общность крайне реакционного толка. В условиях массовой безработицы, краха пространственных барьеров и проистекавшей из этого уязвимости места и сообщества со стороны пространства и капитала было слишком легко сыграть на настроениях наиболее фанатичного локализма и национализма. Я даже косвенно не виню во всем этом Зитте или его идеи, однако действительно считаю важным признать потенциальную связь между проектами формирования пространства и продвижением той разновидности пространственных практик, которую отстаивал Зитте, и политическими проектами, которые в лучшем случае могли быть консервативными, а в худшем открыто реакционными по своим последствиям. Все это в конечном счете и были те разновидности ощущений места, Бытия и общности, которые привели Хайдеггера в объятия национал-социализма.