Сотник

— Ты, Михайла, уже свое слово сказал, когда вчера решил отроков не выдавать и в Ратное не пошел. Воевода Корней тебя услышал. Но он решал не за себя, и даже не за род — за всю сотню, а потому нельзя его судить за то, что безжалостен: он не по жалости, не по злобе решает — по обычаю. И ни бабьей жалостью, ни угрозами его не переломить — будет надо, так и силой на своем настоит. Сотня по его слову поднимется. Но если сможешь ему доказать, что есть другое решение, и оно обычаю не противоречит и более верное, может и послушать. Но вначале надо, чтобы он вообще слушать стал.

"Вот это да! Немой бабьим голосом заговорил! Маленький штрих во всеобщем бардаке, так сказать. Интересно, сколько тут от самого Андрея, а сколько — от его "переводчицы"? Вы же не зря ей тогда про их священника распинались — неужто запомнила и усвоила?"

Между тем Макар, внимательно слушавший Арину (или Андрея — тут уж не до того, чтобы разбирать), согласно кивнул:

— Это верно — надо ещё, чтобы сотник слушать стал. Может, Филимон с ним поговорит? Полусотника он выслушает… Но вернее всего — Аристарха. Вроде пора ему уже в память прийти, раз не помер. Встанет не скоро, но говорить сможет.

"Ну час от часу не легче! Вот тебе и "дядька Филимон"! Полусотник?! И никто никогда ни полсловом про это не помянул, а мне подобное и в голову не пришло. То, что остальные наставники к нему всегда относились с уважением, списывал на возраст — он ведь ненамного младше деда — да, видно, не так все просто, недаром Макар именно сейчас это вспомнил. И, похоже, если понадобится, именно Филимон всех тут построит и именно его послушают, а не Леху… Интересно, мать-то знает?"

— Для начала самому Аристарху надо Михайлу выслушать. Беляну-то его убили, и как бы он сам крови не потребовал… — и опять Арина привычно встряла в мужской разговор, а Макар с Филимоном совершенно спокойно это восприняли. Впрочем, сразу же стало понятно — почему, так как Филимон, согласно кивнув, ответил не ей, а Андрею.

— Как раз Аристарх и послушает! — Мишка смотрел на дядьку Филимона и не узнавал его: сейчас на совете слово держал начальный человек, а не знакомый увечный старик. — Крови-то он потребует, но он всегда понимает, когда остановиться надо — потому и староста. И он лучше всех знает, на ком кровь ратнинцев, а кто ему помог село от беды уберечь. Сколько Аристарх того Медведя, как девку, обхаживал и вываживал? То-то и оно. Да и не одной своей волей он с ним сговаривался — сотник, перед тем, как на ляхов уйти, ему на это свое согласие дал. И село стоит, потому что Медведь свое слово сдержал. И ещё… — Филимон задумчиво пожевал губами, — теперь понятно, какого боярича он в бреду поминал все время — мол, за ним из-за болота шли и ещё придут — беречь надо. И какого боярина убить хотят. Мы все тогда на Михайлу и Корнея подумали, а оно вот что, оказывается… А если сейчас промеж крепостью и Ратным раздор случится, то все договора его порушатся. Не может этого староста допустить.

Макар, внимательно слушавший Филимона, хлопнул ладонью по столу.

— Он не может, и нам не должно! Ратному выгодно с соседями по-хорошему решить. Потому как если по-плохому, то за болотом полыхнет, а тушить нам. И не дай бог, на нас перекинется — и там, и здесь только пепелище останется.

"Однако, сэр, как наставник Макар заговорил! Не иначе, на мужика статус приемыша подействовал. Видно, потому Аристарх ему доверил и мальчишку, да и все остальные дела тоже. А ведь до сих пор ничем и не выделялся".

— Так-то оно так, — кивнула Арина, быстро обменявшись с Андреем новой порцией только им двоим понятных знаков. — Но не Корней крови потребует — сотня. Староста про свои дела с Медведем никому не говорил, а вот то, что холопам подмога из-за болота шла, все знают. А если ещё бабы про Тимофеево умение вспомнят, и вовсе ратники на сотника насядут. Захотят не только кровь за кровь взять, но и посмотреть, что там за мастера, если малец-подмастерье такое умеет. Всего они не видели, но ведь бабы-то ещё и приврут, как водится…