Сотник

Чем бы все кончилось — неведомо: у троих оставшихся мечников против трех самострелов Федьки и близнецов шансов не осталось, но из ворот им на подмогу уже ломились ещё пятеро Алексеевых воев. Вот у них-то на пути и встал с мечом в руке разъяренный до полной невменяемости Фаддей Чума.

— А ну, стоять, редька едкая! — рявкнул он, оскалясь в сторону пришлых, и добавил уже для мальчишек: — Не стрелять, обалдуи! Руки вырву — в жопу вставлю!

— Уйди! — взревел было ближайший к Чуме воин, намереваясь оттолкнуть ратника плечом, и тут же отлетел под ноги своим товарищам, выплевывая на снег зубы с кровью: Фаддей бил с левой ничуть не хуже, чем с правой. Пускать в дело меч он пока повременил, и нападавшие, видимо, поняли, что доводить до этого не следует: одно дело — воевать с Михайловыми отроками, а другое — с ратниками села, в котором они в меньшинстве и пришлые. А потому остановились, переглядываясь:

— Мы в своем праве! Они… — подал было голос благоразумно замерший под прицелом разведчиков тот самый вой, с которого Яшка сбил шапку.

— Цыть! — не оборачиваясь, прервал его Фаддей, резко, но уже без ярости. — Его черти за уд тащат, а туда же — языком щелкать… — хмыкнул он, разглядывая своих противников.

— Они кровь пролили! — проплевавшись, хмуро заявил тот, которому Чума пересчитал зубы. Он уже поднялся на ноги, но повторять попытку пройти мимо ратника не спешил.

— Я вместе с этими мальцами воевал — они ж вас враз изрешетят, редька едкая! — уже совсем спокойно сообщил ему Фаддей. — Ни один из вас живым не уйдет, если я сейчас в сторону шагну. Только хрен там — я сначала сам вам дерьмо из потрохов выпущу! У нас в Ратном свои порядки!

Он хмыкнул, кивнув в сторону Якова, демонстративно стоявшего с самострелом на изготовку на другом берегу Пивени и мало озабоченного тем, что на его белой накидке расползалось алое пятно крови.

— Чего пялишься на него, как девка на хрен? Вокруг смотри, остальных ищи: они десятками бьются. Вы что, не знали? Значит, совсем убогие! И не мажут. С этого шапку сняли, а могли голову — свистел бы сейчас ещё одной дыркой. А вы сразу стрелами кидаться… Куда попали, ещё не разобрались? У нас оружие поднял — стало быть, до смерти. И вы первые подняли — не они…

— Какого тут?.. Мать… Едрит тебя… — от ворот к ним уже спешили ратники и Лавр с Кузькой и Дёмкой. — Ну ни хрена себе! Фаддей?! — два окровавленных тела Алексеевых вояк произвели на прибывших впечатление.

— А чего сразу Фаддей? — вернул вопрос Чума, вкладывая меч в ножны. — Они по Михайловым отрокам стрелять начали, — пояснил он, — вот те и отдарились. Пусть теперь сами убирают, чего насрали… И вообще, Лавруха, бери их коней — этим они уже без надобности. Поехали, парней проводим, а здесь и без нас разберутся.

Высыпавшие из ворот ратники рассматривали убитых воев, оглядывались на отроков без особого возмущения, но и выражать свое одобрение не спешили. Оставшиеся в живых Алексеевы дружинники сбились в кучку и мрачно препирались друг с другом, не решаясь переходить к активным действиям. Фаддей и Лавр, подхватив поводья коней убитых лучников, заслонили собой мальчишек и аккуратно вытолкали их в сторону переправы…

Слушавший вместе с Мишкой доклад о подвигах разведчиков Филимон мрачно оглядел отроков, тяжело поднялся и кивнул Мишке.

— Вели запрячь сани, сотник. Сопровождения не надо. Один поеду.

Часть вторая

Глава 1

Декабрь 1125 года Михайловская крепость

На следующее утро из леса по уже хорошо проторенному пути выехали сани в сопровождении двух конных ратников. Опознав прибывших, пока они перебирались по льду, Мишка, вышедший встречать гостей, едва не полез чесать затылок от удивления.

То, что из Ратного кто-то непременно явится на переговоры, он ожидал, и сам факт приезда парламентёров являлся вроде бы хорошим знáком. Но вот состав переговорщиков озадачил Ратникова не на шутку. Нет, Егор и ратник его десятка Петр, благополучно оклемавшийся от ранения, а также сидевший в санях новый священник отец Меркурий вписывались в предполагаемую картину просто идеально.

Но вот то, что рядом с монахом обнаружился ещё и Серафим Ипатьевич Бурей собственной персоной, напрягало: слишком памятно было прошлое посещение обозным старшиной крепости, окончившееся публичной казнью. Впрочем, Мишка сам себя и одернул: