Сотник

К тому же Петр оказался близким родичем жены наставника Прокопа и остановился в его доме на посаде, заодно и помог своей родственнице обосноваться в новой усадьбе. Семьи наставников Прокопа и Тита сорвались в крепость сразу же после бунта, не стали дожидаться весны, как раньше собирались. Возможно, бунт и повлиял на их решение: дома-то им построили, но обживаться на новом месте непросто, а уж среди зимы тем более.

Хозяйственные заботы, как выяснилось, не смогли полностью занять кипучую Петькину натуру. Для начала он сцепился с плотниками. Из-за чего у них все началось, Мишка не уследил, тем более, что проходили основные "боевые действия", слава богу, за пределами крепости: в посаде и на лесопилке. Причиной раздора стало как раз то самое небанальное "чувство юмора" ратника и его склонность к дурацким шуткам вроде того, чтобы в морозную ночь облить водой крутой подъем к лесопилке так, что наутро плотникам пришлось буквально вырубать ступени, чтобы попасть на свое "рабочее место".

Может, кто другой Петьку бы и побил, но артельщики, привыкшие сами шутить над всеми подряд, сочли это вызовом. И "приняли бой". Ну и понеслось по кочкам — Егоров "спецназер" Петька против бригады плотников. Дня не проходило, чтобы кто-нибудь из них чего не отчебучивал — посадские даже об заклад стали биться: кто кого. Чем бы всё кончилось — неведомо, но тут Тимка Кузнечик решил испытать аэродинамические свойства новой конструкции "херувима змея". Петька, ставший, как и все обитатели крепости, свидетелем сего увлекательного действа, увидел явление чуда коробчатого змея народу и… Все каверзы, подстроенные и не подстроенные плотникам и плотниками, вылетели у него из головы окончательно и бесповоротно. Мужик пропал.

Мишка, тоже присутствовавший при запуске новенького "херувима", вначале не понял, с чего вдруг от толпы любопытных, собравшихся на окраине посада, отделилась мужская фигура и огромными скачками по сугробам помчалась напрямик к незастроенной части острова, где проходило испытание. Разглядев в бегущем человеке Петьку, он и вовсе не на шутку встревожился: хрен его знает, что придет в голову этому "юмористу", разбирайся с ним потом. Когда же Петр добрался до "стартовой площадки", стало понятно, что ему не до шуток, как будто не он ржал дурным конем когда-то под Пинском, — нескрываемый искренний восторг, придавший лицу не старого ещё ратника мальчишечье выражение, изменил его так, что и не узнаешь.

— Чего это? — ещё издалека заорал Петр, придерживая на ходу шапку, чтобы не слетела с задранной вверх головы. — Летает?! Дядька Филимон! Как оно полетело-то?! — вопрошал он, оглядывая отроков и наставников. — Вот так? И без крыльев? Само?! Как?!

Ратник остановился, отдышался и ошалело выдохнул:

— Это ж если большое сделать, так и человека можно? В самое небо?!

"Ну что, дождались, сэр? Правда, вы этот вопрос от Кузьмы скорее рассчитывали услышать, а не от Петьки-придурка. Хотя Егор придурка у себя в десятке держать не стал бы… А глаза-то у мужика как горят! Черт возьми, ведь сделай сейчас ему дельтаплан — полетит испытывать. Сам, ни минуты не усомнившись, полетит. Ради одного краткого мига — взмыть птицей над обыденностью и дотянуться рукой до облаков…

С такими же сумасшедшими глазами, наверное, и летали с каланчи на самодельных крыльях с перьями, прилепленными воском к деревянной основе. И разбивались, и пороты были "за дурь", кого успевали с той каланчи снять до "старта", а все равно — летали. Чтобы через семь веков оторвался от земли первый самолет братьев Райт…

Хм. Ну, положим, ребята, пулемет, тьфу, дельтаплан я вам не дам — нет у нас под рукой тех материалов, из которых можно соорудить достаточно прочную и одновременно легкую конструкцию — а вот коробчатого змея, который способен поднять вверх корзину с наблюдателем, вы мне сами придумаете. Обсчитаете и построите. Лет через несколько.