Сотник Лонгин

Поздним вечером того же дня во флигель Гая Кассия Лонгина постучали. В это время при свете масляной лампы трибун когорты читал «Энеиду» Вергилия:

Я же могуществу их не кладу ни предела, ни срока,

Дам им вечную власть. И упорная даже Юнона,

Страх пред которой гнетет и море, и землю, и небо,

Помыслы все обратит им на благо, со мною лелея

Римлян, мира владык, облаченное тогою племя.

Услышав стук, он убрал свиток и отворил дверь. На пороге стоял кентурион. Тот самый, который ночью вломился в дом Марка Лентула.

– Что случилось, Луций? – спросил Лонгин.

– Командир, – смущенно сказал он, – там вас какая-то женщина спрашивает.

– Женщина? – недоверчиво переспросил Лонгин. – Где она?

– У ворот. Караульный обратился ко мне, а я потревожил вас. Если хотите, мы выведаем, кто она такая.

– Всё в порядке, Луций. Ты можешь идти, – сказал Лонгин, но тотчас поспешно остановил кентуриона и отрывисто проговорил. – Постой. Я благодарен тебе за… то, что ты сделал для меня этой ночью. Ты рисковал…

– Не стоит благодарности, командир, – улыбнулся кентурион. – В бою вы не прячетесь за спины легионеров и рискуете наравне со всеми.

Лонгин заткнул за пояс кинжал, закутался в плащи, минуя солдат, греющихся у костра, вышел за ворота. К нему приблизилась женщина. Приглядевшись, он узнал ее – это была служанка Кассандры.

– Что ты здесь делаешь, Аглая? – спросил Лонгин.

Служанка вдруг зарыдала и что-то невнятно пролепетала.

– Моя госпожа… – только и расслышал Лонгин.

– Что стряслось? – несколько раз повторил он свой вопрос и рявкнул напоследок. – Говори!

– Этот ужасный человек… – всхлипывая, выговорила, наконец, Аглая. – Он ворвался в дом и…

Рыдания вновь заглушили ее слова. Лонгин вспомнил утренний доклад дежурного: «какую-то потаскуху убили». Нет, это, конечно же, не могла быть Кассандра, с которой он расстался ночью, но жгучая до боли в сердце тревога захлестнула его душу волною.

Он схватил за руку служанку, да так крепко, что та жалобно пискнула:

– Мне больно.

– Что с госпожой? Успокойся, Аглая, и расскажи всё толком, – потребовал Лонгин, и женщина, сдерживая слезы, поведала ему историю о том, как Марк Лентул, движимый жаждою мести, ворвался в дом Кассандры и жестоко избил ее…

Лонгин поспешил к конюшне, вывел из стойла своего любимого жеребца буланой масти и оседлал его. Он скакал по темным улочкам Антиохии, и конский топот гулко разносился по притихшему городу. Возле знакомого портика Лонгин спешился и, привязав коня, вбежал в особняк, в котором жила гетера.

Кассандру он нашел в спальне, тускло освещенной несколькими свечами. В полумраке она лежала на постели и глядела перед собой неподвижным взором. При звуке его шагов женщина очнулась от забытья и, вскрикнув диким голосом, нырнула в неосвещенную часть спальни.

– Кассандра, – ласково проговорил Лонгин, приближаясь к ложу. Он скинул с себя плащ, оставшись в одной белой тунике, бросил на пол кинжал. «Кассандра, – повторил Лонгин. – Любимая моя… Я знаю, тебе больно. Но это скоро пройдет. Ничего не бойся. Я с тобой».

Женщина дрожала, а грудь ее сотрясалась от беззвучных рыданий. Он лег на постель рядом с ней и попытался обнять ее руками, но она, ни слова не говоря, отстранилась от него.

– Любимая, прости меня, – шептал он. – Я знаю, как виноват перед тобой. Клянусь всеми богами, больше этого не повторится! Никто тебя уже не обидит. Еще ни одной женщине я не говорил слов, которые хочу сказать тебе. Я люблю тебя, Кассандра.

– Любишь? – из груди женщины вырвалось глухое стенание. – Я не верю тебе. Я никому не верю. Вы все хотите только одного. Для вас я просто вещь, товар, который выставлен на продажу. Сколько раз я говорила тебе, что мне не нужны твои деньги?! Уходи, Гай, я не хочу тебя видеть…

Лонгин вздохнул:

– Ты вправе не верить мне, Кассандра. Да, признаю. Я вел себя как последняя скотина. Но позволь мне все исправить… До недавнего времени у меня был только один родной человек, – это моя мать. Но теперь в моей жизни появилась ты. Через два года я выхожу в отставку. И, я надеюсь, что тогда мы сможем пожениться.

Внезапно Кассандра разразилась раскатистым продолжительным смехом:

– Ты готов взять гетеру в жены? Не сошел ли ты с ума, Гай?!

– Я люблю тебя, – повторил Лонгин, и она замолчала, а потом вдруг резко повернулась к нему. Он увидел ее заплаканное лицо, сильно изуродованное синяками и кровоподтеками.

– Как тебе нравится мой новый облик? – криво усмехнулась она. – Гай, ты по-прежнему хочешь взять меня в жены?

– Этот плешивый старик поплатится за ту боль, что причинил тебе, – прошипел Лонгин, сжимая кулаки. – Клянусь Юпитером Капитолийским, я раздавлю эту гадину… Но не сейчас, к сожалению. На рассвете мы выступаем в поход. В Иудее мятеж…

– Ты уходишь на войну? – побледнев, проговорила Кассандра. – А что будет со мной?

Лонгин молчал, обдумывая ситуацию.