Согласно определению уже советского исследователя данной проблемы В. Новикова, правдивость — это «сумма приемов, призванных оформить представления художника о действительности, придать им гармонию, в частности, завершить убедительность образов и ситуации в произведении»[221]
.На наш взгляд, критерием правдивости в искусстве соцреализма выступает не столько достоверность изображаемого в нем ряда (что вовсе не означает игнорирования данного требования, продиктованного имманентными законами самого искусства), сколько убедительность свершаемого в нем творческого акта разотчуждения, связанного с разрешением той или иной этической коллизии. При этом не надо забывать, что разрешение этой этической проблемы на самом деле является особым видом деятельности, совершаемым в сфере идеального. Критерии правдивости применительно к искусству соцреализма выводятся из самой его деятельностной природы и потому сами несут в себе принцип деятельностного подхода, причем всех его трех субъектов: автора, героя, зрителя.
Интересно, что сила художественного эффекта в искусстве соцреализма расценивалась по-разному: одни это воспринимали как правду жизни, другие — как обман. Чем обусловлена дихотомичность данных оценок?
На наш взгляд, это вызвано латентной подменой, происходящей в сознании реципиента. Рассматривая в качестве примера опять же советское кино, замечу, что это происходит, когда эффект художественной убедительности, чувство художественной правды того или иного произведения связывают не с самим процессом разотчуждения, а с представленным в нем визуальным рядом. Это происходит, во-первых, в силу игнорирования того, что составляет специфику и сущность советского кино, а именно — его художественной логики разотчуждения. Отчасти это является еще и следствием редуцирования кино как особого вида искусства к его изобразительному типу.
Во-вторых, есть еще одно обстоятельство: чем выше оказывалась степень сопоставимости визуального ряда с самой действительностью, тем легче и вероятнее свершалась данная подмена, и соответственно тем сильнее звучали обвинения по поводу свершаемого «на глазах почтенной публики» обмана, порождаемого господствующей идеологией. Как правило, в качестве хрестоматийного примера такого обмана называют фильм «Кубанские казаки».
Между тем, как мы уже заметили выше, соцреализм — это не подмена сущего должным, а художественное отображение путей движения от первого ко второму. Метод соцреализма предполагает безусловное выведение результата разотчуждения непосредственно из самого процесса разотчуждения, и только через это их единство реципиент может постигать меру жизненной правдивости данного искусства. «Правда» искусства соцреализма заключается не в формальных знаках содержательной стороны (тема, предмет, сюжет) изображаемого материала (на чем настаивали идеологи его превращенных форм), а в логике его художественного развития, т.е. непосредственно в самой драматургии.
Игнорирование же диалектики разрешения противоречий, а в действительности — законов художественной драматургии искусства соцреализма приводит к схематизации творчества и его результатов. Напротив, когда художественная логика сама являет собой акт разотчуждения, а не сводится лишь к представлению его результата — в этом случае она становится доказательством как правомерности постановки данной этической проблемы, так и состоятельности ее решения (автором, героем и зрителем).
Такой подход диктует и вполне определенный принцип соотношения искусства и жизни. Если метод соцреализма предполагает соотнесение искусства с жизнью, то его превращенные формы диктуют прямо противоположное: теперь действительность во всей сложности и богатстве ее противоречий должна укладываться в предлагаемые ими схемы.
При этом существенно, что критерии правды претерпели определенные изменения в процессе эволюции советской культуры. О различии критериев правды в художественной культуре 20-х и 30-х гг. писал еще В. Паперный: «Культура Два[222]
... понимала под правдой «то, что есть, или то, что должно быть» (последнее означало будущее: то, что будет). Культура Два противопоставляет этому «то, что могло бы быть» — незначительное на первый взгляд грамматическое изменение, но оно означает принципиальный поворот в культурной ориентации»[223].