Социальное общение и демократия. Ассоциации и гражданское общество в транснациональной перспективе, 1750-1914

Историю либерализма, – заметил Райнхарт Козеллек, – можно описать как историю потребления. Это цена, без которой его успехи были бы невозможны»[178]. О такой саморазрушительной истории успеха свидетельствует и история либерального увлечения общественными объединениями. Это особенно проявляется в четвертой фазе роста новых ассоциаций, которая продолжается с 1890-х годов примерно по 1910 год. Ни в одну эпоху ассоциации не определяли общественную жизнь во всех рассматриваемых здесь странах в такой степени, как в эти два десятилетия на рубеже веков. Ни одна общественная сфера не осталась незатронутой «манией союзов», для которой к тому же отнюдь не были преградой государственные границы. Даже противники «мании союзов» основывали их сами, чтобы привлечь к себе внимание и не остаться со своим недовольством в одиночестве. В то же время множились сомнения в политической и моральной ценности ассоциаций, в том числе и среди либералов. Европейский кризис либерализма в конце XIX века затронул в том числе сформулированную Токвилем веру во власть добродетели и социального общения. На ее место пришли новые идеи и практики общественной организации, представляющие групповые интересы, развлечения в свободное время, а также политическое волеизъявление: они определили будущую историю XX века, но сами, с известной долей иронии, вышли из ассоциаций.

В странах, где уже до того сформировалась развитая сеть общественных объединений, она снова количественно росла около 1890 года взрывными темпами. В Великобритании в конце XIX века темпы роста общественных объединений превышали темпы роста населения. Ассоциации охватили все сферы общественной жизни и распространились вплоть до колоний империи[179]

. Клубы джентльменов составляли важный фермент общественной жизни колониального общества. В самой Англии клубы переживали между 1870 и 1914 годами свой расцвет. Современники упоминали отдельные «клубные территории», которые сформировались не в последнюю очередь в промышленных городах провинции – Бирмингеме, Манчестере, Лидсе[180]. Клубы нередко посещали и холостяки, но обычно это были женатые мужчины – «те, кто, – по словам Брайана Харрисона, – проводил большую часть своей жизни так, будто бы они были холостяками»[181]

. 1890-е годы стали, помимо того, «зенитом религиозной активности в Британии», которая была организована в необозримую сеть связанных друг с другом ассоциаций, а в социальном плане не была ограничена зажиточным средним классом и – в отличие от элитарных клубов – исключительным мужским членством. Особенно огромной притягательной силой общественные объединения пользовались среди рабочих, – параллельно с расцветом коммерческой массовой культуры, например мюзик-холлов, раннего кино или спорта[182].

В Соединенных Штатах только членство в тайных организациях выросло на рубеже XIX–XX веков на 5,4 миллиона; по оценкам современников, каждый пятый мужчина был членом какого-либо из «братских орденов» (fraternal order)[183]

. Анализ указателей ассоциаций в адресных книгах двадцати шести американских городов показывает, что конец XIX века был эпохой необыкновенно быстрого роста общественных ассоциаций. Как уже с начала XIX века, они по-прежнему распространялись прежде всего среди локальных гражданских общин. Тогда как в быстро растущих больших городах ассоциаций в процентном отношении, пропорциональном их населению, было меньше[184].

Многое указывает на то, что колоссальный рост общественных объединений около 1890 года в Европе также касался мелких и средних городов. В больших городах количество ассоциаций, конечно, также росло: так, в адресной книге Бреславля (Вроцлава) за 1876 год содержатся около 250, за 1902-й примерно 650, а за 1906 год почти 800 ассоциаций[185]

. Но из-за большего объема предложения проведения свободного времени они обладали меньшим весом, чем в малых городках, где общественные ассоциации представляли собой структуру всей местной общины целиком. Этнографическое исследование ассоциаций в округе Вайнхайм, который находится между Мангеймом и Гейдельбергом, указывает на необыкновенно быстрый рост общественных объединений после 1890 года[186]. Еще больший рывок, похоже, сделало социальное общение во французских провинциальных городах. Из общего числа в 275 ассоциаций, основанных с 1860 по 1914 год в Роанне, к северо-западу от Лиона, почти 90 % возникли после 1880 года, а половина – после 1900 года. Большинство составляли общественные, а не политические союзы или организации групповых интересов; в своей совокупности такие локальные союзы составляли социальный и моральный фундамент Третьей республики. Непосредственно перед введением неограниченной законодательной свободы союзов в 1901 году во Франции было не менее 45 000 ассоциаций[187].