Ирина проводила их до лестницы - лифтом они не пользовались. Ирина механически сполоснула чашки, взяла сигарету. "Позвонить Аллочке - вот что надо сделать. Как я раньше-то не додумалась". Ирина листала записную книжку, шепотом бранила себя за безалаберность и тут позвонили в дверь. "Кексик!" - заорала уже вконец издергавшаяся Ирина. Катя вошла, бросила сумку в угол и уселась на пол рядом с ней. В белых джинсах, темно синей маечке с распущенными волосами она выглядела очень хорошенькой, но абсолютно потерянной. Ирина закрыла дверь и села с ней рядом.
- Ну что?
- Она требует, чтобы Витя уехал. Она утверждает, что там перспективы. Она...
- Погоди, Кексик, но ведь "Она", это его мама, у нее же есть право видеть его жизнь, будущее по-своему. Он же не взрослый еще.
- И я - не взрослая. Ты что, хочешь сказать, что и ты могла бы моей жизнью, как захочешь распорядиться?
Ирина промолчала - говорить Кате, что, конечно, некоторые вопросы решала бы единолично без обсуждения, было бы сейчас ни к чему - не поймет, о чем вообще речь, только обидится. Поэтому по обыкновению лишь пожала плечами. Катя запальчиво продолжила.
- Она не хочет, чтобы мы с Витей виделись. Мама! Но у нас ведь серьезно! Он мечтал о близком человеке, я тоже. Мы встретились. Знаешь, насколько нам лучше стало?
Ирина слушала Катю с болью в душе: "Ей было одиноко. При всем том, что мы все любили ее - и я и бабушка с дедом, все равно. Вот издержки моей неправильно идущей жизни. И Витя... Там тоже Аллочка, дедушка, домработница, а все же... Встретились. И все благодаря Саше. Я-то рада. Но у Аллочки свои планы и возможно, она вообще смотрит на эту ситуацию по-другому. Да - и о чем тут говорить - не жениться же им!". Катя сидела молча, крутила в руках большую заколку для волос, смотрела куда-то вбок. Ирина же разглядывала дочку.
- Мама! Я не хочу, чтобы Витя уезжал!
- Катюша, но что делать, у его мамы есть свое "хочу".
- Ты же с ней знакома, пойди объясни ей, что так нельзя.
- Подожди Кексик, ты мне скажи пожалуйста, а где сейчас Витя, вы же "видик" хотели мне сделать.
- А мы поссорились! Я сказала, что пусть выбирает либо я, либо его мама.
Ирина ужаснулась - вот ведь накаркала "страсть", "серьезное что-то". В лице Кати была такая решимость отстаивать свое, что Ирина растерялась. Примерять на себя, как бы она поступила в таких же обстоятельствах не было смысла, а главное - не было времени - нужно было как-то привести в себя Катю, как-то правильно поступить.
- Кекс! Ты хочешь, чтобы я пошла к Аллочке и попыталась найти с ней обший язык?
- Нет!, - почти истерически закричала вскочившая на ноги Катя, - Я хочу, чтобы она просто больше не хотела, чтобы Витя уезжал, а дальше пусть все будет как и должно быть - будет лето, мы куда-нибудь поедем, осенью пойдем в школы: он в свою, а я, может, и в другую. И будем себе расти. Вместе. Мама, пойми ты не надо нас разлучать!
Такое горе в Катиных глазах, такая боль. Ирина обняла, ее, посадила к себе на колени.
- Кексик! Ну, я попробую. Только зачем же ты с Витей-то поссорилась. Где тут логика - ты же именно с ним не хочешь расставаться, а его обижаешь, отталкиваешь?
Катя непонимающе смотрела на мать, потом вдруг вскочила, зарыдала, забегала по комнате.
- Я дура. Тупая. Он же на меня обиделся. Вот теперь возьмет и от обиды нарочно сам уедет. И он мне больше не позвони-ит!
Ирина подумала, что второй раз за день ей приходится уговаривать близких людей, успокаивать и клятвенно заверять, что "он" позвонит. Ирина утихомирила Катю, а про себя подумала, что нет худа без добра - теперь Катя мучится чувством вины - обидела любимого Витю и на время забыла об опасности - его отъезде. Сейчас главное - немедленно помириться, чтобы опять стало все хорошо между ними. "Как это знакомо. Сколько же раз это у меня было - мучительная пустота после ссоры и безумно острое желание немедленно сделать так, чтобы опять была близость и вернулось доверие. Чаще всего этого не случалось - они покидали навсегда. Но иногда... И слаще этого - полного примирения мало что бывает". Ирина утерла Кате, слезы налила чаю, отрезала кусок торта, купленного специально к их с Витей приходу и предложила позвонить Вите и все же позвать его делать "видик", а к вопросу об отъезде пока вообще больше не возвращаться, будто и нет этого вопроса, а там время покажет. Катя поковыряла торт, отщипнула кусочек, нехотя сделала два-три глотка.
- Мам, так позвонить?
Она стеснялась, робела.
- Давай попробуем, Катюш. Может быть, он будет рад, что ты образумилась и не мучаешь его больше своими "или-или". Вот у Чехова в "Даме с собачкой" друг друга любили два слабых человека. - Анна Сергеевна и Гуров. Но ведь любили же! Не всем же быть сильными. Звони, Катюш.
- А это сила или слабость?
- В дачном случае умная слабость - ты же без него не можешь
Катя решительно набрала номер. Трубку там не взяли - схватили. Ирина, стоя рядом, услыхала, как там заорали.
- Катька! Ты где?
- У мамы. Приедешь делать видик?
- Сейчас еду.
Катя сияла, Ирина вздохнула с облегчением, но на всякий случай осторожно еще раз напомнила.